Сергей Антонов - Королева голод (сборник)

– Ее похоронили в платке! – кричал Егор.

Дикая сцена закончилась тем, что его скрутили и затолкали в автомобиль.

Катю действительно похоронили в платке: загадочная болезнь оставила от красивых белокурых волос только воспоминания…

На похоронах жены, умершей через полгода, Егор был настолько трезв, что сам себе удивлялся. На этот раз он вел себя вполне пристойно. Вплоть до поминок, где неожиданно начал орать песню и старался уверить всех участников тризны в первостепенности самолетов и вторичности девушек.

И о самолетах. Прапорщик Фролов обманывал сам себя, когда обижался на перестройку, как главную причину выхода на пенсию. Последняя была наилучшим выходом. Потеряв жену и дочь, Егор допился до таких чертиков, что в один прекрасный вечер решил устроить фейерверк и начал палить из ракетницы через распахнутое окно квартиры.

Скандал замяли с большим трудом, а хулиганистому прапору командование намекнуло о том, что Родина не слишком нуждается в дальнейшем служении Фролова на ее благо.

– Старая я сволочь! – прохрипел Егор, обращаясь к жене и дочери, смотревшим на него с фотографии. – Так-то, девоньки мои…

Из глаз, испещренных красными прожилками, готовы были хлынуть слезы пьяного раскаяния, но их опередило выпитое спиртное. Фролов провалился в сон.

Маленький человек в поношенном плаще песочного цвета в это время уныло брел по пустынной ночной улице.

Изгнанник Петя успел позабыть о нанесенной обиде. Он думал только о том, как прокрасться в квартиру, не разбудив грозную женушку. Однако эта проблема перестала быть первостепенной, когда от стены пятиэтажки отделилась темная мужская фигура.

– Знание умножает печаль. Не так ли, друг мой? – с нежной назидательностью в голосе спросил незнакомец. – Мудрецам всегда уготован мученический венец…

Петру, от неожиданности плюхнувшемуся задницей на мокрый асфальт тротуара было не до рассуждений о звездах и терниях.

– Какого лешего…

Голосовые связки отказывались ему повиноваться, а мышцы скрутило в тугой узел, который продолжал затягиваться, повинуясь энергетическим волнам ненависти, исходившим от философа ночных улиц.

ОА! – продолжал тот, заходя за спину Петра. – И все из-за пары слов о каком-то мерзком окислителе! Слов, оброненных старым пьянчугой, для которого наилучшим выходом было бы подохнуть под ближайшим забором.

Ладонь незнакомца опустилась на плечо Пети. Теперь все выглядело так, будто человек и его верный пес позировали фотографу.

– Впрочем, и ты, дорогуша, такая же мразь, – задумчиво продолжал странный человек, наклоняясь над ухом слушателя. – Почему ты не оглох до того, как услышать о восемьсот семьдесят первом?

– Я…Я ничего не слышал, поверьте мне… Аб-б-с-сслютно ничего…

– Ах, Петр, Петр! – нотки ласковой укоризны смешивались с насмешкой. – Ты, как твой тезка, рыбак из Галилеи пытаешься отречься? Может, наивно рассчитываешь, сделать это три раза до того, как прокричит петух и быть реабилитированным?

– Я ничего не знаю!

– Два.

– Клянусь, ничего!

– Три!

Почти неуловимым для глаза движением, незнакомец обвил шею Петра одной рукой, а второй вцепился ему в волосы и запрокинул голову назад. Негромко хрустнули шейные позвонки. Тело несчастного пьянчужки мягко сползло на асфальт.

– Истинно, истинно говорю тебе, Петр: не стать, никогда не стать тебе пастырем его овец.

Закончив свое дело, убийца сунул руки в карманы и ушел, с видом человека, которому нынешней ночью предстоит немало сделать.

– Об овцах, дорогой товарищ, мы позаботимся сами! – донеслось из темноты. – Рартемод Тармагурах!

Ольга сидела на кровати, выдвинутой на середину комнаты. Весь пол был завален обрывками старых обоев, а стены выглядели так, словно по ним прошлись граблями.

В косметическом ремонте особой необходимости не было: перед переездом бывшие хозяева красили пол и оклеивали стены.

Мишина просто хотела хоть чем-нибудь занять себя и отвлечься от тягостных раздумий, терзавших ее после последней встречи с Маратом. На какое-то время физический труд отодвинул умственные упражнения на второй план, но вскоре Ольге надоело сражаться с бумагой и все ее мысли вновь сосредоточились на Чашникове.

Он позвонил после двухнедельного перерыва и заявил, что намерен на коленях вымаливать прощение за свои необдуманные поступки.

– Вел себя, как идиот. Теперь окончательно понял, что ты мне дороже всех сатанистов мира, вместе взятых. Мы можем встретиться?