Сергей Антонов - Королева голод (сборник)

– Ну?! Какая к хрену редакция? Я Фролов. Ага, служил. Какое кому…

– Чего ж не рассказать? И р-раскажу! Подписку о неразглашении Советской Армии давал, а теперь никому, ничего не должен! Не-а. Сегодня не могу. Дела. Дел выше крыши, говорю! Уболтали, пусть приходит!

Фролов швырнул телефонную трубку на аппарат.

– Вспомнили уроды! Вспомнили старую развалину Егора! Слышь, Петька, что тебе Чапай говорит?!

– А кто трезвонил-то?

– Из редакции, – Егор разлил по стаканам остатки водки. – Интервью хотят взять. Их «ОА-74/871» интересует. Хм… С чего бы это?

– ОА?

– Окислитель авиационный. Хрен знает, куда его заливали, но мерзость та еще. Строго засекреченная! Я перед самой пенсией взводом командовал, который бочки с «восемьсот семьдесят первым» в вагонетки грузил. Пацаны в химзащите работали. Сколько с ними «шлемки» в том ангаре выпил, мать честная!

Забыв о стакане, который сжимал в руке, экс-прапорщик ударился в воспоминания, чем окончательно поверг невольного слушателя в уныние.

Петр собрался с духом, решив перевести разговор в плоскость более подходящую для застолья. Он выбрал из веера фотографий одну и сунул ее под нос Фролову.

– Чьи красавицы будут?

Егор взял снимок и исподлобья взглянул на Петьку.

– Шел бы ты отсюда, пока рожа целая.

– Егор…

Фролов схватил гостя за воротник плаща и потащил к двери.

– В мою душу вздумал влезть, подонок?!

– Я ж ничего не делал!

Волочащиеся по полу ноги зацепили коврик. Он был выброшен на лестничную площадку вместе с Петром. Дверь с грохотом захлопнулась. Изгнанник озадаченно посмотрел на серую стену подъезда, пожал плечами. Праведная обида обуяла его двумя лестничными пролетами ниже. Он погрозил обидчику сухоньким кулачком.

– Сто лет ты мне нужен! Вместе со своей водкой!

Фролов забыл о Петре сразу. Он стоял на середине комнаты, тупо пялясь на фотографию, из-за которой разгорелся сыр-бор.

Снимок был сделан на берегу Днепра. Женщина и девушка лет пятнадцати, одетые в яркие купальники, улыбались в объектив и могли бы быть близнецами, если бы не разница в возрасте. Фотография получилось удачной: различимы были даже капельки воды на загорелых телах. На заднем плане виднелась гора, увенчанная прямоугольной шапкой замка.

– Эх, Катька, Катька! – простонал Егор, садясь на кровать.

Обвиняя в своих неудачах Горбачева, перестройку, мир, труд, май, июнь и все последующие месяцы года, старый прапор тщетно пытался обмануть себя. На самом деле точкой отсчета мелких неприятностей и больших жизненных драм стал поздний вечер 25 апреля 1986 года. Он навсегда врезался в память Фролова и оставил там глубокую, временами начинавшую кровоточить рану.

В тот день Егор возвратился с работы позже обычного: дивизия готовилась к встрече Первомая и, трубач-любитель Фролов репетировал с военным духовым оркестром.

Жена Оксана помогла Егору снять галстук, поставила на стол тарелку с тушеной картошкой и, подпирая ладонями, подбородок смотрела на ужинавшего мужа.

– Катька опять клад искать пошла.

– Значит, скоро нам с тобой работать не понадобится, – усмехнулся Егор. – Дочка прокормит. Получим свои двадцать пять процентов, и будем, как сыр в масле кататься.

После ужина Фролов направился к телевизору, чтобы выполнить ежевечерний ритуал просмотра новостей. Нажать кнопку включения он не успел: с улицы донеслись встревоженные голоса, а через секунду – душераздирающий крик жены.

В тот апрельский вечер археологическая экспедиция дочери привела к трагедии. Бездыханное тело Кати нашел у входа в подвал замка ее дружок Максим Коротков. Он и дотащил труп девушки до шоссе. Все попытки прояснить обстоятельства гибели Катерины закончились провалом. Напарник Фроловой по поиску кладов Денис Мальченко очутился в психиатрической лечебнице, а Коротков мог лишь сообщить, что целью изысканий был клад какого-то казачьего атамана.

На похороны дочери Егор заявился в стельку пьяным и едва не раскроил себе череп, зацепившись ногой о чье-то мраморное надгробие.

Дальше было еще хуже. Когда все бессмысленные речи были сказаны, гроб опустили в продолговатую яму и о его крышку гулко стукнули комья оранжевой глины. Фролов, которого бережно поддерживали под локотки тесть и дальний родственник из неведомых краев, поначалу безучастно следил за процессом погребения, а затем рванулся к мужику, орудовавшему лопатой и, сбил его с ног ударом кулака. Люди застыли в немом изумлении, когда папаша завладел лопатой и начал лихорадочно выбрасывать землю из могилы.