Дмитрий Герасимов - Сорок третий номер…

К восемнадцати годам Андрей стал похож на свою мать в молодости: темноволосый, белолицый и худой, с карими живыми глазами и тонким носом, он тем не менее мало отличался характером от того паренька из коммунальной ленинградской квартиры, из такого недавнего детства. Он слыл робким и немногословным, но стоило ему постоять часок с мужиками в пивной, его словно подменяли. Дремавшие где-то, до поры до времени, бесшабашность и отвязная дерзость лезли наружу. Голота становился вспыльчивым и невоздержанным на язык. Он задирал окружающих, сквернословил и упивался собственным бесстрашием. Он был готов на самые сумасбродные и отчаянные поступки. Обретенная смелость окрыляла, а безнаказанность – окрыляла вдвойне.

Однажды, изрядно хлебнув портвейна, Андрей вышел из рюмочной и стал мочиться прямо на тротуар.

– Щенок! – услышал он за спиной чей-то голос. – Ты что творишь, бессовестный?!

В ответ Голота быстро повернулся и перевел струю на возмущенного прохожего.

Андрея доставили в отделение милиции. Там, после часового разбирательства, дело о хулиганстве решили не заводить, но протокол задержания отправили по месту жительства. Участковый несколько раз прочитал бумагу и недоверчиво поморгал: «Голота? Этот тихоня? Не может быть!..»

– Не ставьте его на учет, товарищ лейтенант, – упрашивала тетя Таня, – парень только жить начинает. Совершеннолетие – через месяц.

– То-то и оно, – вздохнул участковый. – Уже в совершенных годах, балбес, а ума не нажил! Ну ничего… Армия сделает из него человека.

Спустя две недели после провального экзамена в институт Андрей получил повестку.

Он сидел в одних трусах в душной комнатушке призывного пункта на шаткой деревянной табуретке перед мутным зеркалом и с тоской наблюдал, как мягкими хлопьями падают на пол его волосы, бесцеремонно выкашиваемые холодной механической машинкой. Молодой солдатик – ровесник Голоты – по-хозяйски щелкая стальными ручками этой машинки, то и дело поглядывал в зеркало на своего подопечного и беззлобно ухмылялся:

– Красавец!.. Был вороной – стал бритый!..

Андрей несмело провел рукой по голове, присмотрелся к своему новому облику в тусклом отражении и тяжело вздохнул. Он выглядел жалко. Впалый, бледный живот, торчащие ребра, худые плечи. А лицо, казалось, утратило знакомые черты. В нем появилось что-то чужое. То ли заострился нос, то ли увеличился лоб, то ли глаза стали больше и ярче, и теперь это лицо рядовой Голота будто примерял на себя заново – вместе с пилоткой и гимнастеркой.

Его определили служить в мотострелковый полк, что входил в состав гвардейского Особого Корпуса, дислоцированного в Венгрии.

Спустя почти год, дождливой октябрьской ночью, Андрея, как и сотню других его сослуживцев, инструктировали в особом отделе дивизии.

В просторной комнате за широким столом, похожим на стол экзаменатора в институте, сидели трое: командир полка подполковник Шматко, начальник особого отдела майор Василишин и комсорг батальона лейтенант Равич-Щерба. Краснощекий комсомольский вожак только минувшим летом закончил училище и попал служить в Особый Корпус, но уже успел прослыть среди пехотинцев занудой и выскочкой.

– Комсомолец Голота! – сверяясь с бумажкой, отчеканил он, едва Андрей перешагнул порог. – Партия и Правительство оказывают вам огромное доверие – защитить и отстоять завоевания социализма! На дальних рубежах плацдарма коммунистического строительства вспыхнули первые искры пожара, раздуваемого империализмом. Зубы дракона сеют там, где должна колоситься благодатная нива интернационализма и народной воли…

– Сынок… – Особист поднялся из-за стола, обрывая торжественную речь краснощекого лейтенанта. – Подойди-ка поближе.

Голота шагнул вперед и замер, растерянно моргая.

– Понимаешь, – продолжал майор, потянувшись через стол и доверительно положив руку ему на плечо, – венгры – хорошие ребята. Такие же, как мы с тобой. Трудолюбивые и честные… Но и среди них попадаются паршивые овцы. Всякие паразиты, хулиганы и просто уголовники.

Василишин вдруг убрал руку, грузно сел на место и неожиданно похолодевшим голосом спросил:

– Политинформации слушаешь внимательно?

Голота кивнул, все еще стоя вплотную к столу и подавшись вперед всем телом.

– И что усвоил из услышанного?

Андрей нахмурился.

– Беснующиеся орды контрреволюционеров, – речитативом заговорил он, – наводнивших страну эмигрантов-хортистов и просто уголовников охотятся за невинными и безоружными венгерскими чекистами и партийными активистами, жестоко расправляются с ними… В заводском районе Чепель было расстреляно 18 коммунистов…