Андрей Посняков - Сюзерен

— Ты что-то хотела сказать, Бенедетта? — напомнил брат Диего. — Ну, продолжай же, не бойся!

— А и скажу! — пожала плечами Бенедетта. — Похоже, к колдунье нашей, Аманде, Фиделино неровно дышит.

— Похоже? Почему?

— Да видела я пару раз, как он стоял у ее забора… а ведь дом его совсем в другой стороне, — женщина усмехнулась. — И главное, он меня тогда заметил, ну, Фиделино, сразу как-то смутился да быстрым шагом ушел, даже не поздоровался, вот тут и думай…

— Вижу, Аманда ваша многих с ума свела.

— Да не многих — молода еще! — с какой-то неожиданной ненавистью выкрикнула Бенедетта. — И не наша она — чужачка, из Калельи откуда-то, сирота. Родичи ее в нашем селении жили, да померли, а домишко оставили ей. Повезло дурехе! Но, правду сказать, девица она чистоплотная, двор всегда выметен… почти… Чистюля-то чистюля, а вот, когда мы приходили, у самых ворот валялась шелуха тыквенных семечек. Может, правда, и принесло ветром, не знаю.

Доминиканец вдруг улыбнулся:

— А хорошо вы ее с подругой своей отдубасили!

— Да уж, — посветлела лицом рыжая. — На славу намяли бока!

— Как же она к вам вышла-то? Такая дура?

— А что нам ее звать-то? Выволокли за волосы во двор да отпинали… ой! А нечего чужих мужей сманивать!

Поняв, что попалась, последнюю фразу Бенедетта выкрикнула с вызовом, громко, а уж глазами сверкнула так, что Егор даже пожалел несчастную ведьмочку.

— Так-так, — следователь, конечно же, не упустил момента, — а ну-ка о мужьях поподробнее! Я так понимаю, о Жузепе, лодочнике, супруге подруги твоей, Эужении, речь идет?

— О нем, — спокойно кивнула женщина. — Чего уж тут скрывать-то. А дело так было: Жузеп как раз шапку потерял, хорошую шапку, кожаную, да не в этом дело, а в облатке, что в шапку вшита была, Эужения и вшила. Не простая облатка, от самой Пресвятой Черной Девы, у паломников куплена с горы Монтсеррат.

— Ого! — брат Диего восхищенно цокнул языком. — Вещь добрая.

— Так и я ж говорю! Была бы простая шапка, а так… жалко все-таки. Я в этот день в гости зашла к подруге, там и булочник был, Фиделино, — заказанный пирог принес. Шапку эту — облатку! — за разговором и вспомнили, так булочник возьми да и скажи: мол, какую-то шапку на заборе у Аманды-знахарки видел — там, мол, и висит. Ну, мы собирались недолго… Шапку-то там и нашли! Издалека еще увидали…

— Понятно все с вами. — Инквизитор махнул рукой и, отправив Бенедетту во двор, наконец велел привести ведьму.

Юная колдунья не произвела на Вожникова абсолютно никакого впечатления. Памятуя слова Сен-Клера, он ожидал большего, даже некоего подобия чуда. А оказалось — обычная девчонка, да, златовласая, с карими глазками и недурна собой, очень даже недурна, однако таких девчонок — море! Стройненькая, но грязная, заплаканная, а под левым глазом расплывался синяк, словно у набедокурившего мальчишки, — и жалко, и смешно. Тоже еще — дама.

— Ты, значит, девица Аманда? — с ходу уточнил брат Диего. — Обвиняемая нынче в колдовстве?

Услыхав такое, девушка с испугом подняла глаза, полные слез и боли.

Бегло просмотрев лежащие на столе бумаги, судя по желтоватому цвету, произведенные на местных мельницах, инквизитор махнул рукой:

— Ну, что стоишь? Раздевайся!

— Вы… вы будете меня пытать? — со страхом спросила ведьма.

— Да нет, для начала осмотрим. Давай, скидывай живо свои лохмотья! — Доминиканец нетерпеливо хлопнул в ладоши. — Или тебе помочь?

— Нет-нет, я сама…

Не прошло и пары секунд, как юная ведьма стояла перед следователями голой, стыдливо опустив голову и прикрывая руками лобок.

— Подними руки, — тут же велел брат Диего. — Да не бойся, нас вовсе не интересует твое естество. Выше подними… вот так. Теперь повернись спиной… боком… Ну, — инквизитор повернулся к высокому гостю, — что скажете, сир?

— Похоже, ее сильно избили, — тихо промолвил Егор, с жалостью глядя на покрывавшие почти все девичье тело ссадины и синяки.

Никакого удовольствия от подобного осмотра он что-то не испытывал… впрочем, как и все.

— Да, — кивнул монах. — Те женщины нам не соврали… точнее — все-таки мы дознались правды. Можешь опустить руки, Аманда. Теперь вдохни… глубже!

Девичья грудь приподнялась — и тут же послышался стон.

— Больно?

— Да, святой брат.

— Где именно болит, покажи!

— Вот здесь… и здесь, под грудью, — девушка безропотно показала рукой.

— Думаю, сломано ребро, а то и пара, — задумчиво покусав губу, промолвил доминиканец. — А синяки на запястьях, конечно же, от наших кандалов. Перестарались!