Олег Шелонин - Каботажный крейсер. Запретная любовь

Лилиан тоже не сидела без дела. Она прочно обосновалась в грузовом отсеке трюма. Кроме горячительных напитков, так и не попавших на погибшую планету, в нем было немало самых разнообразных специй, которые она с увлечением перебирала, тихо бормоча себе под нос:

– Кинза, чеснок, лук-порей… О! Неужто женьшень? Если в правильной пропорции смешать и добавить пару нужных травок, вполне сойдет за жмых от корня мандрагоры…

Периодически ей приходилось делать перерыв и чисто по привычке начинать отводить глаза другим посетителям грузового отсека, которые в отличие от нее, привыкшей гулять по кораблю тайно, вели себя здесь по-хозяйски. Гиви с Зекой за короткое время крепко скорешились и на пару забодяжили бизнес: загоняли гномью водку за метриловую стружку новым членам экипажа. Это была уже третья ходка в контрабандную секцию, и каждый раз академик уносил из нее по бочонку под каждой из своих шести подмышек. Таким образом, контрабандная секция похудела за короткое время на восемнадцать бочонков, обогатив бизнесменов на горстку серебристой стружки метрила, которая тянула, по их подсчетам, как минимум на шесть сотен миллионов, а то и на целый миллиард. Удачную сделку бизнесмены решили отметить с размахом, а потому Гиви тоже был нагружен. Пер на горбу еще один бочонок гномьей водки лично для себя и бочонок валерьянки для Зеки Громова. Скоропалительный приказ Блада уничтожить все запасы валерьянки на корабле не докатился до контрабандной секции, так как, согласно корабельным документам, ни этой секции, ни того, что в ней находилось, в природе не существовало, а следовательно, и уничтожать было нечего.

Фиолетовый был тоже занят – фланировал по коридору возле камбуза, рядом с которым располагалась каюта Грева, в надежде словно ненароком с ним столкнуться. У него к сержанту был серьезный разговор. Однако тот из своей каюты не выходил. Зато его подчиненные, шнырявшие по кораблю, изучая внутренние помещения, туда периодически ныряли на доклад со свежей порцией разведывательных данных. У каждого в каюте было уже припрятано по бочонку гномьей водки, купленной у Гиви, но бухла никто не смел коснуться. Готовящийся к бунту Грев пообещал прибить любого, от кого потянет спиртным духом.

И наконец, сам капитан. Блад тоже решил уединиться в своих новых апартаментах, чтобы собрать мысли в кучку. Если читатель думает, что с целью разработать хитроумный план уничтожения маньяка, то он сильно ошибается. Блад знал, что до планеты Семицветик «Ара-Белле» в подпространстве еще как минимум недели две лететь, а потому на разработку этих планов времени больше чем достаточно. Поэтому решил, что для дела будет больше пользы, если он попытается разобраться в своих чувствах. Кавалерийский наскок Лилиан накануне немало озадачил Блада и привел в смятение. Понятия мелкой интрижки на стороне для закоренелого холостяка Петра Алексеевича Черныша раньше вообще не существовало именно потому, что он был закоренелый холостяк и верность просто некому было хранить. Теперь этот вопрос встал перед ним ребром.

– Как ты думаешь, в моей Эпсании многоженство разрешено? – спросил он лягву, таращившуюся на него из аквариума. – Ну чего молчишь? Впрочем, молчание есть знак согласия. Будем считать, что разрешено.

Лягушка горестно вздохнула и развернулась к капитану тылом.

– Похоже, все же нет. Блин, еще не женился, а уже на сторону кошу. Что же дальше будет? О-хо-хо, грехи мои тяжкие. Нет, замутить интрижку с беленькой ушастой не получится. Ейный папаша император. А все императоры диктаторы и снобы, знаю по себе. В один момент по шапке получу. А с другой стороны, я тоже император. Что ж я, сам себе по шапке дам? Но с третьей стороны, раз я император, то Лилька моя дочь… которая в прабабки мне годится. Триста семнадцать лет! Кошмар! Господи, что за бред я несу!

Блад сдернул с себя шляпу, положил ее рядом со шпагой на стол, плюхнулся на кровать и взял в руку гитару.

завопил он во весь голос сонет Шекспира из совкового мюзикла «Собака на сене». С расстройства чувств пел капитан просто кошмарно. Немузыкально и до ужаса фальшиво. Нола такой кошачий концерт, разумеется, пропустить не могла и тут же нарисовалась в его каюте.