Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

Находящийся на трапезе пленный татарчонок Байкильде, до этого жадно слушавший рассказы о походе, скривил лицо и презрительно бросил:

– Касап.

– Нет, не живодёр казак тот, – вступился за малознакомого атамана Гушчепсе. – Слыхал яз, в своём он праве, всю его семью свеи погубили.

Глядя со своей колокольни, черкес выходил полностью прав. В их горских обычаях, запретах и законах сам чёрт мог сломить ногу, но вот принцип «око за око, зуб за зуб» соблюдался свято.

– Ну, а опосля истинная скаска начинается, – продолжил повествование Козлов. – Нашёлся в полоне казачьем немец, что, желая спасти жизнь себе да семье своей, рассказал, что в Олав-крепости [110]сторожа мала, человек сто, а воинских припасов, кормов и прочего добра запасено видимо-невидимо. Да брался тот немчин також провести воев мимо свейских караулов. Вот атаман Корела да с ним пятьсот охочих людей и двинули по речке Узерве, через каменный гребень, мимо высоких порогов. Нежданными свалились казаки на Савагородок [111], который есть посад при каменной крепости. День тот вышел праздничным да базарным. Многих похватали казаки на торгу, почитай никто из посадских на остров к кремлю не убежал. Також попались в полон жёны стражи и самого белифа Олав-крепости.

Рассказчик перевёл дух, хлебнул мёда и продолжил:

– Начал тогда Ондрейкаатаман со свеями, что в осаду сели, торг вести. Мол, ежель не дадите окуп богатый за баб да ребятишек своих, всех под саблю пущу. А сам малый отряд в обход кремля, под крутым бережком пустил. Долго он с белифом рядился, начал некоторых жёнок отдавать, а как на задах Олафкрепости пальба началась, так он с людьми своими верными в бой кинулся. Предмостье же и воротный проезд забиты были выкупленными из казацкого полона, они при начале драки в кремль-то и кинулись. Так что ни из пушек стрелять, ни ворот завалить свеям не мочно стало. Таковымто обычаем и взяли казаки да новгородцы неприступную Олав-крепость. Истина иль лжа сказанное, пущай каждый сам решает.

– Если б не донской атаман, а московский дворянин сей подвиг сотворил, быть бы ему при руке великого государя и ходить в думных чинах, – хлопнул рукой по колену поверивший рассказу Бакшеев. – Донцу и полушки в награду может не достаться, за счастье, чтоб взятую добычу не отняли.

– Почему же так? – пришла пора удивляться мне.

– Не любы вольные казаки боярину Борису Фёдоровичу Годунову, оттого опалу на них кладёт царь Фёдор Иванович, – начал объяснять Афанасий. – Супротивятся атаманцы русским острогам в Поле, разбойничают на Волге, оттого не в почёте на Москве вольница степная.

– Вроде в войско казаков всегда зовут, – не понимал я этого выверта политики.

– Казак казаку рознь, – наставительно заметил рязанец. – Есть служилые по украйнам, есть донские верховские да низовые, гребенские да яицкие, волжские да литовские черкасы. Пока война идёт, в них нужда великая, их деньгами, хлебом да зельем жалуют. Утихнет лихое время – припомнят им воровские дела, царёвы насады у Волжских гор [112]разбитые, да острог Воронежский сожжённый.

– С Воронежем-то что случилось? – заволновался я о судьбе этого города, бывшего в прошлой жизни столицей моей малой родины.

– В позапрошлом годе воровские черкасы и донцы спалили его, воеводу князя Долгорукого Иван Ондреевича, прозвищем Шибан, убили, – пояснил Бакшеев.

– Как сожгли? – в оставленной мною реальности такого казаки вроде не творили.

– Да на постой попросились, баяли, на татар идут. Их на ночлег пустили, а они тёмной порой изменою острог запалили да пограбили всех, а кто противился – поубивали. Сей час впусте сие городище.

– Ничего себе, – только и смог я вымолвить. Какие-то здесь неправильные водились казаки.

В последний день февраля меня затянула рутина инвентаризации различного сырья, привезённого нашими торговцами с рынков соседних городов. Проблема состояла в том, чтобы по местному наименованию и области применения понять состав вещества и его ценность для моих дальнейших экспериментов. Выяснилось, что охра, сурик и мумиё – это минеральные краски, в наличии их оказалось по два пуда каждой, к чему они могли сгодиться, я пока не понимал. В большом стеклянном сосуде с залитым свинцом горлышком плескалось купоросное масло. Раскупорив ёмкость, я понял, что маслянистая жёлтая жидкость с запахом горелых спичек – это плохо очищенная, слабо концентрированная серная кислота. Узнав из росписи стоимость этого химического вещества, я пришёл в ужас. Она оказалась огромной, причём, насколько мне помнилось, ничего сложного в производстве этой субстанции не было. Видевший мою реакцию на стоимость покупки ключник сообщил: