Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

С крепостной башни раздались взволнованные голоса стражи. Вскарабкавшись вслед за Бакшеевым к заборолу стены, привстал на цыпочки, чтобы взглянуть в бойницу. Над юго-западной частью города, за торговыми рядами разгоралось свечение.

– Запалили посад, пёсьи дети, – ругнулся рязанец.

Подтверждая его слова, заголосил набат Алексеевского монастыря с Огнеевой горы, позже к нему стали присоединяться голоса колоколов остальных храмов.

Всмотревшись в темноту, воевода добавил:

– Опомнились воры, все, кто тверёз, тушить побежали. Княжич, пора оседлать коней да в спину им ударить! Тута мятежу конец настанет!

– Не стоит попусту лить кровь христианскую, – не согласился я на предложение старого воина. – Всё ж соплеменники, а не иноземцы какие.

– Мои сродственники в иных местах живут, да с карамольниками не водятся, – обиделся на мой отказ начать активные действия Афанасий. – Измену надо огнём выжигать да мечом вырубать, пока, как плесень, всюду не расползлась.

Пятидесятилетний дворянин был явно старой закалки, любая попытка примириться с мятежниками ему казалась потаканием бунтовщикам и проявлением слабоволия. Ночь оказалась, к счастью, практически безветренная, поэтому пожар охватил лишь несколько дворов и к утру утих.

Проснулся я довольно поздно по местным меркам, около восьми утра по временному счёту прошлой жизни, в этом мире отсчёт времени вели от восхода солнца в день равноденствия. Совершать гигиенические процедуры и одеваться мне в последнее время нравилось самостоятельно, что приводило сенных служек в некоторое смущение. В трапезной уже собралось изрядное количество дворян, с ними как ни в чём не бывало восседал Гушчепсе.

После того как присутствовавшие поприветствовали меня коротким поклоном, я, не чинясь, сел на общую лавку и приготовился слушать новости.

– Дети боярские к граду сбираются. Как поболее воев прибудет, по сигналу единовременно с нами в посад выступить смогут, – начал излагать выработанный план Бакшеев. – Надо знак вестовой выбрать, а черкешонок его прибывшей подмоге обскажет.

– Сперва выборных от посада бы выслушать. Головные люди чёрных сотен уже с час у ворот трутся, – вступил в беседу дьяк Алябьев. – Может, они вину сами на себя признают? Тогда бы заводчиков до Москвы отослать, остальным кнута, да и делу конец.

– Как же, жди, повинятся изменники эти, – возразил Афанасий. – Скорее уж величаться учнут да требовать несусветного.

– Надо узнать, чего хотят представители горожан, – этим заявлением старик, выглядевший отроком, прекратил спор.

Выбранные бунтовщиками переговорщики желали многого и сразу. Они выговаривали для посада уменьшение налогового оклада, сокращения времени обязательных городовых работ, прекращения ненужных, на их взгляд, санитарно-гигиенических работ, а также просили наказать тех, кто всё это выдумал. Виновными в небывалых притеснениях выборные от посада считали Ждана Тучкова, дьяка Алябьева да молодого подьячего Битяговского. Именно эти злые людишки, по их мнению, обманывали доброго малолетнего княжича, и сейчас они старательно открывали мне глаза на их злодеяния.

Тут-то я и вспомнил про израненного отца Баженки и, подозвав к себе ближайшего сторожа, отправил узнать о здоровье казначея.

– За убойство людей господарских строго спросится, – прервать лившийся на меня поток жалоб удалось практически сразу.

– Братья звероловы, что ярыжек побили, сбегли неведомо куда, – начал объясняться один из представителей городского общества.

– А кабацкого целовальника да писчика дьяческого кто прибил? – влез в разговор Бакшеев. – Пытать их надобно накрепко, все они одна ватажка с прочими крамольниками.

– То пришлые люди, с купеческой коломенки, – начали хором оправдываться переговорщики. – Пропились они начисто, вот обиды свои и выместили. А куда они теперича делись – так ищи ветра в поле, нам те воры не сказывались.

– Значится, пойдём с повальным обыском, а у кого чужое с убиенных аль пограбленных сыщется, тех на дыбу. На виске укажут воры на кого, и тогда ими облихованных [91]к пытке возьмём, – обрисовал перспективы следствия над жителями посада губной староста Муранов.

Его должность совмещала в себе функции старшего следователя, главного прокурора и судебного пристава, а также судьи первой инстанции в одном лице, однако справлялся он вполне успешно. Меня вообще удивляло, как примерно пятнадцать человек губных, ездовых да недельщиков [92]могут обеспечивать правопорядок и ведение судебных дел в уезде с примерно сорока тысячами населения.