Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

– Как же у тебя получилось? – поинтересовался я первым успехом.

– Яз мешал троекратно да перетирал подолгу, вот и получилось хоть что, – доложил горшечник.

Что ж, может, ключ к успеху и лежал в составлении смеси именно мельчайших частиц, которые позже сплавлялись, стоило проверить такой путь.

Прерывая мои благостные фантазии о расширении керамического производства, в палату вбежал запыхавшийся дворянин и, тяжело дыша, выпалил:

– На посаде чёрный люд бунтует. Кричат, что чинят им княжеские люди обиды великие. Требуют показать царевича, мол, ближние люди его взаперти держат и его именем народ мучают.

Собственно, встревоженный вид сына боярского заставил меня немедленно двинуть в сторону Николиных ворот. До самого подхода к выходу в город мне казалось, что всё происходящее просто недоразумение и к моему появлению оно будет улажено. Однако встретивший меня Афанасий сразу послал какого-то воина за любым малым доспехом для меня и напрочь отказался выходить в город для беседы с бунтующим народом.

– Буянистый там народец, вроде по чарке давали, а иные уж перепились, – сообщил он мне обстановку. – Тут крик поднялся, будто хмельное то из гноя отхожего, посадские и взбаламутились.

– Ерунда это, пустое дело, вина из дерьма сделать никак нельзя, надо всё объяснить, – пытался я объяснить глупость происходящего старому воину.

– Может, и пустое, а кабатчика насмерть прибили, да двух людей твоих писчиков, что дворы дозирали, – Бакшеев пребывал явно не в оптимистичном настроении.

Тут меня завернули в принесённый стёганый тягиляй, и мы поднялись на стену крепости. На прилегавшей к кремлю площади и ближайших улицах стояли кучки возбуждённых людей, изредка что-то оравших и махавших руками. С заднего двора кабака к торговым лавкам выкатывали бочки со спиртным, которое там же и потреблялось совершенно неумеренно.

– Орали, будто нечистое, а вона как на дармовщинку-то заливаются, – подивился рязанец, волей судьбы ставший осадным воеводой.

К нам подбежал стрелецкий голова и заорал:

– Первое дело – пищали низовые надо дробом снарядить, по сим карамольникам жахнуть!

– Ты иди пушкарей уговори по соседям своим палить-то, – притормозил его боевой задор Афанасий. – Лучше расскажи-ка, милый друже, с чего более половины твоих воев с бунтовщиками заодно колобродит?

Данила Пузиков начал растерянно озираться. Действительно, внутри кремля находилось едва ли полтора десятка стрельцов. Остальные радостно братались с мятежными горожанами. Ещё внутри нашлось четверо пушкарей, трое вратарей, семь человек сынов боярских да около пятнадцати сторожей и истопников, которые также выполняли охранные функции.

– С таковым войском стен не удержать, – резюмировал ситуацию Бакшеев. – Снаружи-то человек двести, у каждого если не рогатина, так кистень найдётся. Да у служилых переметнувшихся самопалы имеются.

– Они, наверно, в карауле стояли, когда народ заволновался, – оправдывался стрелецкий сотник.

– Хороши караульные, во всяком лихом деле первые заводчики, – попенял упустившему дисциплину Даниле уездный окладчик.

– А где Ждан? – удивился я отсутствию верного дядьки, всегда находившегося поблизости.

– На всё воля Божья, княже, – потупил взгляд Афанасий. – Дьяк Алябьев будто видел, что на копья его подняли воровские люди, сам еле жив убежал. Да, может, попутал, у страха очи велики.

Меня как будто кувалдой ударило под дых, дыханье запнулось, и подогнулись колени.

Показ бунтовавшему народу с крепостных стен малолетнего князя мятежа не прекратил. Не стрелял никто из посада по осаждённым, и то было уже хорошо. Предполагаемого штурма тоже не начиналось, посадские особого желания лезть на стены не выражали. В основном горожане бражничали запасами, вытащенными с кабацкого подворья, переругивались с защитниками угличского кремля да требовали выдать им на расправу всех обидчиков.

К вечеру угроза прямого нападения практически полностью пропала, поскольку количество трезвого народа среди восставших не превышало пары десятков человек. В трапезной дворца заседали на импровизированном военном совете все из оставшихся дворян да стрелецкий голова с двумя своими десятниками. Основное предложение имелось всего одно – снарядить ночью гонца к Москве, и уже дня через четыре можно было ожидать избавления. Такое развитие событий совсем мне не пришлось по душе, ведь суровость местных законов могла привести к полному опустошению посада. Однако предложить ничего лучше я не мог, так что просто помалкивал.