Вячеслав Коротин - Шпага императора

– Не смею сомневаться в ваших словах, господин капитан, – не полез за словом в карман Кульнев, – но они не являются опровержением моего мнения, что данный француз действительно служит в армии Бонапарта. Когда вы в последний раз виделись с ним в усадьбе подполковника Сокова?

– Около полутора лет назад. – Я понял, что дальше скажет генерал, и то, что возразить мне будет нечего.

– Значит, он вполне имел возможность уехать во Францию и поступить на службу в армию Наполеона. Будете возражать?

– Ни в коем случае, мог. Но в наш лагерь он проник с целью, которую можно смело назвать провокационной, с целью подвести наших солдат под удар, неожиданный удар превосходящих сил противника…

– Что ему не удалось. Благодаря Господу и счастливой случайности в вашем лице. За что приношу искреннюю благодарность от всего полка.

Ишь ты: «моё лицо» упомянуто наряду с самим Господом!

Ладно, попробуем зайти с другой стороны:

– В таком случае, ваше превосходительство, прошу разрешение на получение удовлетворения за клевету со стороны вашего пленника.

– Что? – вытаращил глаза генерал. – Вы хотите с ним драться?

– Почему бы и нет? По-вашему, его ложные обвинения не задевают мою честь?

– Отчего же вызов не прозвучал сразу?

– Именно из-за того, что мне он казался более ценным живым. Он мог сообщить важные сведения, вот я и решил не торопиться…

– К тому же, Вадим Фёдорович, – вмешался Сиверс, – вам необходимо будет и моё разрешение на дуэль. А я его не дам. Негоже во время войны рисковать своей жизнью где-либо, кроме как в бою с врагом.

– Так я прошу разрешение именно на бой с врагом.

– Который уже не представляет опасности для России. К тому же вы сами обмолвились, что он являлся учителем фехтования…

– Я, смею вас уверить, владею шпагой весьма недурно. Прошу прощения за нескромность. Пару раз уже довелось скрестить клинки с этим французом в учебных боях. И у меня есть все основания уверенно рассчитывать на успех в поединке с ним.

Оба моих собеседника удивлённо вскинули брови.

– Вы действительно хорошо фехтуете, капитан? – спросил Кульнев.

– Когда служил вместе с подполковником Засядько, мы с ним неоднократно сходились на помосте. На равных.

– С Александром Дмитриевичем? – ещё больше удивился граф. – Мастерство подполковника во владении шпагой известно всей армии.

– Несомненно, – кивнул Кульнев. – У меня нет причины сомневаться в ваших словах, капитан. Хотя, честно говоря, я и удивлён. Допускаю, что вы действительно уверены, будто одолеете в бою этого француза. Но откуда такая кровожадность?

– Ваше пре…

– Яков Петрович.

– Яков Петрович, – практически без паузы после фразы гусара продолжил я, – дело даже не в его клевете по отношению ко мне. Он хотел подготовить провокацию, которая могла бы открыть французам путь к дому, в котором он много лет знал только добро, к дому, за счёт которого жил в последние годы… В моих глазах он настоящий предатель. Предатель тех, с кем жил рядом, тех, кто кормил и поил его. А у меня в усадьбе жена. Мы ждём ребёнка… И вы хотите, чтобы я спокойно реагировал?.. Я уже на смоленском направлении успел насмотреться на то, как ведут себя на захваченной территории «просвещённые европейцы»…

На самом деле ещё минуту назад я о таком совершенно не думал, но, пытаясь найти убедительный аргумент для генерала, наткнулся на эту мысль, и накрыло – самолично был готов этого гада ломтями настругивать…

– Успокойтесь, Вадим Фёдорович. – Кульнев не скрывал своего удивления, вероятно, увидев вдруг столько ненависти на моём лице. – Я, кажется, понял ваши чувства, но сегодня мы, вероятно, всё равно ничего не решим. Планируемая операция, скорее всего, не состоится. А ваш вызов пленному я передам. Обещаю. Не возражаете, Егор Карлович?

– Собирался возражать, но теперь воздержусь, – понимающе посмотрел на меня Сиверс. – Едемте домой, Вадим Фёдорович. Хорошо?

Мы с полковником откланялись.

Вечерок был душноватым, сентябрь выдался вполне «высокоградусным». Даже в конце месяца, когда ночи далеко уже не июльские, спать под одеялом утомительно. А никуда не денешься – приходится потеть, иначе комарьё живьём сожрёт.

Каждую ночь одолевали сожаления, что нельзя «вызвать» их «главного» и заключить с ним договор: «Каждый вечер с меня пятьдесят граммов крови на всю компанию, и оставьте в покое! И НЕ ЗВЕНИТЕ НАД УХОМ, СВОЛОЧИ!!»

Честное слово, с удовольствием подписал бы такую бумагу…