Роман Юров - «Як» – истребитель. Чужая судьба

– Разумеется, не сможем, – ответил он. – Я в Саратов, можно сказать, случайно попал. Может, еще буду приезжать, а может, и нет. Когда на фронт пошлют, тогда уж точно не увидимся. А какая мне нужна девушка, то это только мне решать. – Виктор немного помолчал, и добавил: – Ты если не хочешь, то так и скажи. Я уйду безо всяких обид. Мне обижаться не на что.

Нина молчала. Виктор подумал, что в летное общежитие лучше идти сейчас, пока окончательно не стемнело. Он тяжело поднялся с жалко заскрипевшего стула, нога привычно заныла.

– Нет, не уходи, – Нина схватила его за руку, – пожалуйста.

Пальцы у нее оказались горячие, обида моментально пропала, желание уходить тоже.

– Я просто… не знаю… останься, – глаза у нее были испуганные.

«Да ей меня просто жалко, – вдруг пришло ему в голову, – из жалости привечает, поэтому и оставила». Мысль эта была неприятна, но, поразмыслив, он смирился. Из жалости, не из жалости – какая разница. Война идет, надо жить сегодня и сейчас, потому что завтра может и не быть. Он накрыл ее ладонь своей, чуть сжал. Нина слабо улыбнулась.

– Тебя до которого часа отпустили? – спросила она.

– Завтра в семь улетаю. – Он неопределенно пожал плечами. – Так что на сегодня я птица вольная.

Ужин поспел аккурат к приходу Томы. Письменный стол освободили от учебников и чуть подвинули из угла, чтобы всем хватило места. Главным украшением его служила большая сковорода жареной картошки и бутерброды из перемешанной с луком, измельченной тушенки. Когда уже хотели садиться, девушки пошептались, и Вика поставила на стол маленькую бутылочку.

– Вот, для вас, – сказала она, – мы слышали, что летчики любят водку пить. – Она по-прежнему называла Виктора на «вы».

– А я слышал, – удивился Виктор, – что студенты, в частности медики, любят пить не меньше, особенно спирт.

– Это спирт и есть, – рассмеялась Нина, – разбавленный немного. Только мы не пьем.

– Не пьет одна сова, – в свою очередь улыбнулся Виктор, – я думаю, вы поддержите мой тост! За победу!

«Непьющие» тост поддержали. Спирт оказался действительно слабо разбавленным, градусов в шестьдесят, и лихо ударил в голову. Девушки сразу раскраснелись и принялись уплетать картошку за обе щеки, Виктор не отставал. Такой вкуснятины он не ел давно. Подогретый спиртом ужин проходил очень весело. Очень скоро он общался с девушками так, словно был их старым другом и знал их сто лет.

После ужина, пока заваривался чай, он пошел курить. Нина увязалась следом. На коммунальной кухне какая-то старушка варила на примусе кашу, другая мыла в тазике посуду. Виктор стал предметом их самого пристального изучения, поглядывали в его сторону скорее одобрительно. Он легонько подтянул к себе Нину за руку и тихонько приобнял, как бы заявляя на нее свои права. Она не сопротивлялась и, довольно улыбаясь, запрокинула вверх голову. Глаза у нее были чуточку пьяные, и, если бы не посторонние, Виктор давно бы ее целовал.

Бабка у примуса чуть кашлянула и неожиданно сильным голосом спросила:

– А сколько же тебе лет, сынок?

– Двадцать два, бабуля. – Он сильнее прижал к себе девушку, отчего та возмущенно пискнула и поспешно освободилась.

– Вот же война проклятая, – закачала головой бабка, – а я уж думала, глаза подводят. Лицо молодое, а сам, как мой старик. – Бабка широко закрестилась, отчего Нина презрительно сжала губы.

Курить Виктору сразу расхотелось, и он потянул Нину обратно. Едва они вышли из кухни, в узенький безлюдный коридорчик, он остановил ее и, подхватив на руки, принялся целовать. Она откликнулась охотно, довольно умело и с нешуточной страстью. Он даже в первые несколько секунд растерялся.

В комнату они ввалились минут через пять, ошалевшие, с покрасневшими от поцелуев губами. Не сговариваясь, спешно оделись и пошли на улицу. За окном давно уже было темно, периодически срывался редкий мелкий снег, а они все гуляли вдвоем по нечищеным заснеженным тротуарам, целуясь и разговаривая.

За полуторачасовую прогулку они сделали уже несколько кругов по кварталу и снова подошли к их домику. От такой вроде бы незначительной нагрузки больная нога разнылась не на шутку. Он все сильнее хромал и делал все более длительные перерывы для поцелуев. Это заметила Нина.

– Болит? – участливо спросила она.

Отрицать очевидное было глупо, и он кивнул.

– Бедненький. – Она прижалась к нему и после небольшой паузы сказала: – Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Я и сам не хочу, – ответил он, – мне с тобой хорошо.