Роман Юров - «Як» – истребитель. Чужая судьба

– Раньше был нормальный летчик, а стал дурак дураком. Вот почему обратного не происходит?

Услышавшие эту фразу Турчанинов и Кузнецов хмыкнули.

– Когда вылетаем? – спросил Турчанинов.

– Минут через двадцать. Давай-ка еще раз помозгуем по взаимодействию.

– Женя, тебе не надоело еще? Сколько можно?

– Столько, сколько нужно, – отрезал Лукьянов, – если хочешь жить и побеждать. Или ты уже как Витька стал? – он кивнул в спину удаляющемуся Саблину. – Что уже все знает, все умеет и вообще завтра помирать, и меня не трожьте. Я вот помирать несогласный, потому мы сейчас еще раз проработаем полет.

– Ну а что, разве Витька не умеет? – осторожно спросил Кузнецов. – Как он тогда против двух дрался…

– Может, и умеет, – ответил Лукьянов, – но не хочет. Он сейчас все время как сонный ходит, все ему до лампочки. Нельзя так. Как Шишкина сбили… – Он махнул рукой и замолчал.

– Давайте с ним поговорим, объясним, – встрепенулся Кузнецов.

– Тебя еще там не хватало, – грустно усмехнулся Турчанинов, – думаешь, не говорили? Без толку все…

Из палатки показался Саблин, и они замолчали.

– Витя, – спросил Кузнецов после долгого молчания, – не хочешь после вылета на пару пресс покачать?

– Нет.

– Ну, может, на турник сходим? Кто больше подтянется?

– Не хочу, – снова коротко ответил Виктор.

– Слушай, ну ты чего, – не унимался Кузнецов, – ты же раньше спорт любил, каждый день занимался. А теперь…

– Саш, иди к черту, – зло огрызнулся Виктор и отвернулся. – Чего пристал?

Кузнецов обиженно надулся и замолчал. Губы Турчанинова скривились в злой и печальной усмешке, такие разговоры с Виктором он уже вел.

Глухо зазвонил укрытый фанерным грибком телефон. Лукьянов взял трубку, вслушался, брови у него снова сомкнулись.

– По самолетам! – бросил он летчикам. – Бомбардировщики уже близко.

Виктор подхватил лежащий на земле реглан и побежал вслед за однополчанами. Впереди был очередной боевой вылет этой бесконечной войны…

В телефонах наушников потрескивали разряды, заглушая рев двигателя, мелькали под крылом деревеньки. Спереди наплывали разорванные слоистые облака. Они громоздились ярусами, громадные, словно горы, и Виктора это немного беспокоило. «Пешки» стали снижаться, пытаясь выйти на цель под облаками. «Мессеров» пока не было, и только это вселяло некую уверенность.

Южнее станицы Егорлыкская тянулась громадная колонна. Пыль выдавала ее издалека, и летчики сперва увидели серое пыльное облако, а потом и серую же дорогу, черную от вражеской техники. Тройка «Пе-вторых» немного растянулась, и малюсенькими каплями от бомбардировщиков вниз полетели бомбы. В небе словно раскрылись коробочки хлопка – повисли белесые комья разрывов зенитных снарядов. Они рвались чуть ниже, и группа вскоре вышла из-под обстрела, повернув домой.

Облака начали редеть и расступаться. Мотор работал ровно, пробоин не было, а значит, все хорошо. Бензина на аэродроме почти не осталось, а это означало, что сегодня они никуда не полетят. И это тоже было хорошо. Значит, вечером они выпьют наркомовские сто грамм, а потом еще добавят. Вчера он договорился с одним шофером из БАО, и тот купил в деревне и привез литр самогона. Сейчас этот литр, заботливо укрытый, лежал у Виктора в вещмешке, ожидая своей участи. Задание было почти выполнено, они уже пересекли линию фронта, оставалось немного.

Виктор привычно огляделся. Небо было чистое, если это можно было сказать об окруживших самолеты облаках. Он загляделся на «пешки», выделяющиеся на фоне проплывающего под ними ослепительно-снежного облачного небесного айсберга. Они были красиво-стремительны в совершенстве своих форм…

Самолет вздрогнул, острая боль пронзила ногу чуть ниже колена. «Як» начал валить влево, Виктора прижало к борту кабины, а потом небо и земля завертелись в сумасшедшем калейдоскопе, и он увидел, как из здоровенной дыры в левом же крыле хлещет огонь. Огонь разрастался, стремительно поглощая плоскость, и языки его уже достигали хвостового оперения. Преодолевая перегрузку, Виктор рывком открыл фонарь, и пламя моментально перелилось в кабину, вцепившись в лицо и шею. Боль стала такая, что он буквально завизжал, забыв про все на свете. Он заметался по кабине, пытаясь отстегнуть ремни, чувствуя, как сгорает лицо, и видя, как загорается материя шаровар. Потом зрение пропало, и Виктор почувствовал, как самолет снова сильно тряхнуло, а потом что-то со страшной силой ударило его по ногам. Он хотел закричать, но уже не мог, не было воздуха, не было ничего. Тело словно парализовало, из всех чувств осталась только одна дикая, нестерпимая боль. Она достигла своего апогея, а потом пропала. Вместе с ней пропало все…