Роман Юров - «Як» – истребитель. Чужая судьба

Командирские разглагольствования Виктор слушал вполуха. Дорохов говорил в принципе правильные и понятные вещи. Разумеется, будет тяжело – ведь от полка остался огрызок, а немец прочно захватил свое господство в воздухе. И, разумеется, что и на Виктора теперь нагрузка возрастет. Кто везет, того и грузят – эта старая пословица оказалась верна. Так было, так и будет. А у него сейчас больше всех сбитых в полку. Только какой с этого прок? Разумеется, новое звание – это неплохая ступенька для начала карьерного роста. Это очень пригодится для нормальной жизни в дальнейшем, после войны. У военных неплохая и стабильная зарплата, пенсия, Золотая Звезда – это тоже прекрасно и престижно. Вот только какой в этом всем смысл? Зачем награды и звания мертвецу? Только что, совсем неожиданно для себя, Виктор понял, что ему не суждено выжить на этой войне. Слишком часто ему везло, и это не могло продолжаться долго. В этом он успел убедиться, потому что уж слишком много хороших людей погибло вокруг.

Только в столовой, за ужином, Виктор узнал все новости. А они были нерадостные, настолько нерадостные, что впору плакать. Когда зажгли Евсеева, высота для прыжка оказалась слишком маленькой, купол парашюта не успел наполниться воздухом, и комэск-два сильно ударился о землю. Полковой врач тут был бессилен, и его сразу повезли в госпиталь. Там Евсеев и умер во время операции, так и не приходя в сознание. Об этом сообщили прямо перед ужином. Во время утреннего вылета ранило Лапина – в короткой и безрезультатной стычке с «мессерами» в его истребитель попала одна пуля. Причем самолет практически не пострадал – всего-то и дел механику, что латку поставить, а вот летчик с перебитой рукой надолго выбыл из строя. При бомбежке той же бомбой, что убила Лившица, был ранен капитан Жуков. Погиб Шишкин, расстрелянный «мессерами» на взлете. Сразу четырех летчиков потерял полк, причем не зеленых сержантов, а уже опытных, успевших повоевать.

Поэтому и в полку настроение было похоронное: приняв двойную порцию водки, народ в столовой за малым «Черного ворона» не пел. Таких потерь не было еще ни разу. Теперь Виктору стала понятна причина столь странного внимания Дорохова к своей персоне. Видимо, пытался командир, как мог и умел, укрепить боевой дух оставшихся пилотов. Отсюда и двойная норма водки, и разговоры – как оказалось, комполка лично разговаривал со всеми летчиками.

Этим вечером Саблин напился. Двойной наркомовской нормы оказалось слишком мало, чтобы заглушить тоску и заснуть, да и спать в душной палатке ему не хотелось. Он лег на улице, на небольшом стожке сена. Но и здесь сон все равно не шел, зато захотелось выпить, и он выпил всю свою заначку из трофейной фляги. Сам, ни с кем не делясь, запивая теплую водку теплой же водой. Напившись, он плакал, жалея себя и Игоря, жалуясь ночному небу на свою несчастную судьбу…

Утром у Виктора сильно болела голова, а вид был словно у не очень свежего утопленника. Дорохов это заметил и после похорон жестко вздрючил и придумал поистине садистское наказание. Лукьянов с Кузнецовым улетели на задание, Турчинский и Дегтярев ждали у самолетов, а только он, Виктор, маялся несусветной дурью. Под глухие команды заместителя начальника штаба он занимался строевой подготовкой. Приходилось маршировать, тянуть носок, под жгучим солнцепеком, с дикой головной болью и сушняком. Но куда хуже головной боли воспринимались насмешливые взгляды техников и механиков, которые Виктор ощущал буквально кожей. Саблин был в бешенстве и одновременно сгорал от стыда. Он, самый результативный летчик полка, вынужден маршировать, словно зеленый сопляк при прохождении курса молодого бойца. Дорохов был вправе его наказать. Он понял бы, посади командир его под арест, но эта шагистика была унизительной.

Лишь после обеда комполка сжалился, и Саблина отпустили. Как ни странно, физические упражнения пошли на пользу, после того как он напился и поел, то почувствовал себя уже нормально, словно и не было жестокого похмелья. Правда, Виктор моментально стал объектом довольно злобных шуточек летной братии, но как раз в это время на аэродром притащили сбитый Лукьяновым «Мессершмитт», и всем стало не до Виктора.

«Мессер» был практически цел. Его пилота поймали еще вчера и куда-то увезли, а вот до истребителя руки дошли только сегодня. Снаряд с лукьяновской пушки отбил ему половину лопасти винта, и вражеский летчик посадил машину в степи. Причем то ли от большого ума, то ли наоборот, он не стал сажать свою машину на живот, а посадил нормально, на шасси. В таком виде его и привезли на аэродром. Трофейный «Мессершмитт» был красив, но красота его отличалась от привычной красоты «Яков». Она была чужая. Сразу бросались в глаза и иные, «не наши», формы, и вид камуфляжа. Летчики по очереди сидели в кабине, осматривались, выискивая слепые зоны, щупали приборы. Виктору она показалась узковатой, но по сравнению с «Яком» немецкая кабина поражала богатством приборов и удобством. Особенно понравилась ему ручка управления, позволяющая стрелять одной рукой.