Михаил Ахманов - Клим Первый, Драконоборец

Сердце Клима на миг дрогнуло, холодный пот оросил виски. Тварь была на редкость живучей, а огненные шары, которые он бросал, становились все меньше и меньше. Знак, что действие зелья близится к концу! Битва тоже – сейчас или он дракона, или дракон его. Пятясь, отступая к спасительным трещинам в стене, он вдруг услышал голос Дезидерады – так отчетливо, будто эльфийка стояла у него за спиной: «Дракон – страшная тварь. Не хотелось бы мне, чтобы ты погиб, сражаясь с этим чудищем. Ни людям, ни эльфам с ним не совладать».

Не совладать?..

Клим поднял пистолет. Он сжимал оружие обеими руками, ощущая, как исходят от «гюрзы» токи уверенности и холодного спокойствия. Ствол и в Африке ствол, мелькнула мысль. Восемнадцать патронов в обойме, пули бронебойные, калибр девять миллиметров. Тварь гораздо ближе прицельной дальности. Промахнуться невозможно…

Клим всадил очередь в левый глаз, сменил обойму и выстрелил в правый. Его лицо и руки горели – даже с расстояния сорока шагов дыхание дракона обжигало. Чудовище замерло с раскрытой пастью, глаза, пылавшие огнем, погасли, по чешуе сочилась кровь. Расстреляв обе обоймы, Клим послал огненный шар ему в глотку. Медленная судорога сотрясла тело дракона; дернулся хвост, дрогнули крылья, встопорщился и опал гребень на спине, когти заскребли по камню. Потом лапы его подогнулись, и голова с оглушительным стуком рухнула наземь.

Мертв?.. Или еще жив?..

– Добей его, о шахиншах, – произнес над ухом джинн. – Добей! Вспомни, у тебя есть секира!

Клим обнаружил ее у стены. Огромный топор уже не казался легким как перышко, но не был и слишком тяжел – Сулейманово зелье еще действовало. Когда он обрушил лезвие на шею чудища, эльфийские письмена вспыхнули алым и по пещере раскатился долгий протяжный гул. Полетели чешуйки, хлынула кровь, секира заскребла по кости. Он ударил опять, стараясь рассечь позвоночник. Шея была толще столетнего дуба – с двух ударов не перерубишь и с пяти тоже.

Закончив с этим, он из последних сил навалился на драконью голову и откатил ее к стене, бормоча:

– Нелегкая баталия… прям-таки Лютый против Безбашенного… С чертом и то проще было… Ну, мужик сказал, мужик сделал!

Смертельная усталость навалилась на него. Лицо и обожженные ладони горели, боль от десятка ожогов, будто проснувшись, вспомнила о нем, и жаркий, полный смрадного дыма воздух царапал горло. Еле волоча ноги, Клим двинулся к выходу из пещеры. Башмаки загребали каменную крошку, звенела секира, которую он тащил за рукоять, с ее лезвия падали капли крови. Его комбинезон тоже был окровавлен, а на каске застыли потеки золота.

– Сын свиньи и собаки мертв, о победоносный, – прошелестел тонкий голосок джинна. – Что будешь делать теперь?

Клим оглянулся на озеро, покрытое коркой застывающего металла.

– Теперь вопрос перешел из военной в финансовую плоскость. Пошлю работников и воинов, чтобы вывезли эти богатства. Заодно пусть разыщут и перебьют мелкую драконью нечисть. Полная зачистка, друг мой! Санация всех подвластных мне земель!

– Я не о том, о шахиншах, – да будут сопутствовать тебе бахта и бишр! [11]Вернемся ли мы во дворец или желаешь направить стопы свои в деревню, дабы обрадовать ее жителей и принять их благодарность?

– Тут есть ручей, – молвил Клим. – К нему я и направлю свои стопы.

Он отбросил топор, снял каску и ремень с пистолетом и рухнул в ледяную воду. Лежал долго, пил мелкими глотками, слушал, как журчат струи на камнях, глядел в блеклое осеннее небо. До полудня было еще далеко, и он решил, что может не торопиться. Подобрал мешок и оружие, спустился к Гибельной тропе и влез в колдовские сапоги. Он был мокрым, оборванным, обожженным, с пузырями, вздувшимися на лице и ладонях, в одежде, перепачканной сажей и кровью дракона.

В таком виде он и постучался в дверь ведуньи Хоколь.

Всплеснув руками, она бросилась к шкафу, стала вытаскивать горшки с какими-то мазями и кувшинчики со снадобьями. Горенка сразу наполнилась лекарственными ароматами, и Клим, опустив тяжелые веки, представил, что он в военном госпитале, в ожоговом центре, и сейчас кольнут его в мягкое место и вкатят обезболивающее. Может, и спирта в мензурке поднесут.

– Что ж ты себя не врачуешь! – ворчала Хоколь, обмывая его лицо душистым эликсиром. – Ногу мне исправил, а сам как с пожара! Кожа сожжена… тут, тут и тут… Разве трудно новую вырастить? У тебя же дар!

– Дар для людей, не для личного потребления. Свои синяки исцелять не умею, – пробормотал Клим и добавил: – Мне бы поспать немного… с утра уже напрыгался…