Михаил Ланцов - Маршал Советского Союза

– Как? – Берия поджал губы и задумался на несколько секунд. После чего встал, протянул руку для прощания и сказал: – Я не знаю, как это исправить. Но надеюсь, что со временем все встанет на свои места.

28 июля 1936 года. Москва. Редакция газеты «Правда». Рабочий кабинет Мехлиса.

Специальная комиссия при Наркомате обороны, созданная Тухачевским для разработки современной военной доктрины Вооруженных сил Советского Союза и перечня сопутствующих документов, начинала тормозить свою работу. Нет, конечно, Михаил Николаевич раз за разом пытался повысить результативность работы комиссии, но было хорошо видно, что она начинает захлебываться, погружаясь в пучину пререканий и идеологического бреда, которым пытались подменить объективные сведения, факты, анализ и прочее.

В свою молодость, когда только начинал свою службу, Агарков был уверен в компетентности руководства. По крайней мере, незамутненность сознания опытом и знаниями позволяла ему считать, что он просто-напросто не постигает глубинного смысла и оперативного замысла. Да и знаменитые слова о вредителях, шпионах, диверсантах и прочей «нечистой силе», будучи на слуху, сильно смягчали оценку обстановки.

Однако сейчас, когда он столкнулся с этими «героями», уже имея богатый жизненный опыт и серьезные навыки, ему стало не до оправдания «глубинных смыслов». Уже через месяц работы конструктивная обстановка, заданная первоначально, стала стремительно превращаться в бардак и выяснение отношений. Разве что до рукоприкладства не доходило, но, учитывая «высокий» культурный уровень начальствующего состава РККА, привлеченного к работе в комиссии, можно было ожидать чего угодно. Увы, стиль работы, органично вписавшийся в стихию Гражданской войны, оказался совершенно неприемлем для строительства современной регулярной армии. Ситуацию усугубляло и то, что таких людей было слишком много среди высшего и старшего комсостава, а потому замены особенно «выдающихся» деятелей успеха не имели. Среди равнозначных фигур менять приходилось «шило на мыло», а мнения более молодых и адекватных полковников просто не воспринимались командармами и комкорами, забронзовевшими в своей прошлой славе.

Что же касается личного примера… То, увы. Прежний Тухачевский снискал среди коллег слишком громкую и устойчивую славу амбициозного барчука, и его призывы к методичной и вдумчивой работе пока имели эффект проповеди о вреде пьянства из уст человека с лицом алкоголика. Стереотипы восприятия – чтоб их! На их ломку необходимо время, а вот его-то и не хватало. Катастрофически.

Поэтому в конце июля, когда стали звучать вопросы о результатах и сроках работы комиссии, маршал отчетливо понял – нужно что-то предпринимать, дабы прекратить эту вакханалию и реанимировать реальную работу. Ибо если все оставить как есть, то можно было вполне реально подвести под удар разгромной критики не только себя, но и все начинания, что он пытался провести в РККА не по итогам войны, а до ее начала. Ситуацию нужно было срочно спасать. Назрела необходимость в союзнике, своим присутствием способном резко остудить самые горячие головы. Поэтому он отправился к Льву Захаровичу Мехлису [22].

Раньше он никогда бы и не решился на этот шаг, однако сейчас, пользуясь прекрасно упорядоченной и укрепленной памятью Тухачевского и Агаркова, маршал понимал, что Лев Захарович хоть и был фанатиком, но дело свое знал хорошо. По крайней мере он обладал какой-то безумной храбростью, честностью и прямотой, которые и привели к тем волнам грязи, что на него стали выливаться при Хрущеве и его наследниках. Партийной номенклатуре было от чего рефлексировать на имя этого человека, которое наводило тихий ужас даже после смерти.

Страшный шаг. Опасный шаг. Но ситуацию нужно было разрешать самым решительным образом. Иначе будет упущено время и провалена работа со всеми вытекающими последствиями. Тем более что Михаил Николаевич хорошо помнил доклад Льва Захаровича, который тот сам сделал в 1940 году, после изучения вопроса [23]. Сейчас он не был ни главой Государственного контроля, ни руководителем политического управления РККА, но его влияние в СССР в целом и партии в частности сложно было переоценить. Он фактически руководил пропагандой на территории СССР, имея весьма серьезное влияние. Именно Мехлис, оказавшись в плену заблуждений, сфабрикованных Ежовым, методично и последовательно не только проводил пропагандистскую кампанию на уничтожение врагов народа, но и лично отстаивал перед Иосифом Виссарионовичем повышения квот на расстрелы. Успешно, кстати, отстаивал. Он все всегда делал с огромной, колоссальной энергией и убежденностью в своей правоте. Иногда это приносило успех, иногда нет, но в 1936 году он был очень сильной фигурой на политическом раскладе СССР. Конечно, пока Мехлис не имел того веса, что приобретет года через четыре, но больше обратиться было не к кому. Не товарища же Сталина приглашать на заседания комиссии?