Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1

– Интересный у нас разговор получается. Прямо урок… в богословской академии, – Андрей был уже серьезен. – Только я не понял, как связано это со значением литературы? – он с интересом смотрел на учителя, хотя то многое, что и раньше брал от знакомого семьи, оставалось вне собственных убеждений.

Виктор Викторович окинул молодого человека пытливым взглядом, и, словно понимая это, уже без энтузиазма произнес:

– Что ж, к нашим баранам… – он присел, подтвердив тем самым обман с близостью финала: – то бишь, к тебе, – и кашлянул. – Ты написал книгу. С момента окончания, заметь, главное – не выхода в свет, а окончания – это твой след на земле. Видимый и вечный. До конца не понятое никем явление, которое будет работать за тебя и после смерти, и чего лишены другие. Нет, конечно след на земле оставляет каждый, в разных формах… хотя иным бы лучше не следить. Хотя бы в детях. Что воспитает, к чему вобьёт уважение, то и получит… там, – он снова кивнул наверх. – Ну и при жизни, само собой. Губить детей, кстати, проще. То есть, человек формирует некие последствия своей деятельности, поступков, влияющие на близкое окружение, с кем общался, жил. Но лишь художник оставляет наследство видимое массам, а не единицам! И влияет уже на мораль масс, а значит на пополнение общества добротой. Ну, или на убавление таковой… Даже думать о таких страшно. Ведь тебе, кроме общедоступного – разума, мысли там, движения, – Крамаренко вдруг хохотнул, будто речь шла о чем-то незначимом, – помнишь… «гнать, держать, смотреть и видеть, дышать, слышать, ненавидеть»? Или головой на уроках вертел? Слова-то, как подобраны – либо сами являют страсти, либо рождают. Прям, бесовщина какая-то! – и снова хохотнул. – Впрочем, отвлекся… так вот, кроме этого тебе… как художнику!., бог дал талант писать, сочинять, снимать. Влиять на судьбы. Впрочем, как и всякому боссу. Но и спрос установил иной. Если твое детище будет трогать сердца, помогать другим подниматься по лестнице к правде, которая есть любовь к человеку и ничего больше, ничего, повторю больше!., значит, и вспоминать тебя будут словом добрым. Века!.. – строки-то останутся на земле-матушке. Продолжат работу! Убивая или очищая. То и будет молитва за тебя. Ну, или проклятие. И какая, если молитва! Не записочка «за здравие»: на-те, прочтите, уж как-нибудь… а я по хозяйству тороплюсь – дел невпроворот. И ведь всерьез думают, что бумажка заменит. Обращение к кому подменяем? И чем?! А у художника во сто крат строже! Он сеятель по призванию. Не приведи бог сеять в творениях жестокосердие, прикрываясь борьбой со злом или лукавить с плотью, приговаривая: «это жизнь». Жизни «вообще» не бывает – она всегда чья-то. Тому и отвечать. Тебе же – за те зерна, что оставил в душе читателя. А может и жала. Вдруг, инфицировал? Как и собственной жизнью, между прочим… бытом, вызывая зависть, принимая успех как желаемый, красуясь и преподнося как образец, себя любимого.

– Причем здесь зависть? Пусть берут на себя те, кто озабочен ею!

– Десять появлений на экране, приравниваются к одному греху. Не слышал? Именно потому, что возбуждает зависть. И сразу у миллионов. А рядышком злоба и поступки. Угадай, чья доля вины в них точно есть? Так что, увлечение публичностью даром не проходит. Болеют они все. За улыбкой – несчастья. Удовлетворение от успеха – такой же порок. Тяжелейший, потому как неисправим. Но кто задумывается?

– Получается, нерелигиозной духовности не бывает? – с сарказмом заметил Андрей.

– В точку. В самую что ни на есть! А сарказм пройдет, – мужчина снова добродушно похлопал парня по плечу. – Главное – дошло!

– А как же все разговоры о ней? О духовности? Всеми и везде?

– Забудь.

Молодой человек как-то странно повернул голову в сторону, задумавшись. Крамаренко глянул туда же и потер подбородок.

– Н-да, – произнес он, видя, что внимание возвращается. – Доложу вам, даже просто рисовать насилие и кровь, распущенность, то бишь, свободу, не давая оценки – чревато. Тут жало уже в себя. Твердой, понятной оценки. У человека должно остаться не восхищение бабьими сиськами или блестящим описанием чего пониже. Таких «творцов» с засученными рукавами пруд пруди. То всё для денег, для любования известностью. Если творишь с целью, продать, получить, завоевать… а значит – отнять… Беда! Беда, – повторил он. – Ведь и понимают многие потом, да куда деть уже брошенное людям яблоко искуса? Не стереть, не вымарать, не сжечь. Уже не вылезти из кожи райского змия. Самоубийство! Серьезно предостерегаю. – Председатель вздохнул. – Между прочим, взяточник желает того же: продать, отхватить, получить. Только душу, деньги и место. Лучше было бы таким людям не родиться. Будущее – в помойке. Как и сейчас многих из прошлого. Помнишь? «О мертвых – только правду!» Рано или поздно взроет пласт обмана. И отомстит. Судьбою потомков, которою так был озабочен. Ведь отнимал. Для собственного благополучия. И заклинания типа: я желал всем добра – эхо в пустоту. «Не тот чист умом… кто не имеет в себе зла – ибо скотоподобен!» [1]Сегодня особый оттенок у слов великого подвижника – я рассказывал о нем на семинаре, помнишь?