Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1

– Обычное дело. Хотя и гадкое, согласен, – собеседник, морщась, кивнул. – Многообразие подходов свойственно миру.

Другой «доктор» озаботиться уже низкой рождаемостью русских. Но как только человека увлекли подобные вопросы и касательно именно титульной нации – его смело можно причислять к националистам. А «здорового» национализма не бывает. Так же как и нравственного патриотизма, успешного политика, достойного соперника. Даже великого спортсмена. Ну а уж гениального художника и подавно. Бывает «оголтелый» патриотизм, всегда «несчастный» политик, непримиримый соперник и обманчивая гениальность – этакая ползучая «фрау». Шипя, навязывая и жаля. Вот причины гибели таланта, обесчеловечивания лица!

Метелица отодвинул и придвинул ручку на столе.

– Но! Все одинаково непреклонны в своих целях. А потому одинакова и кровь, в финале любого.

– Пожалуй, с натяжкой, но соглашусь и здесь. Однако и повторюсь – многообразие свойственно миру.

– Искаженному человеком миру. А не тому, в который пустили нас… А здесь проще – фора недобиткам прошлого. Не насилием и призывами, а «наукой»!., как в первом случае, заставят одних мириться, других ликовать, третьих – ненавидеть! Вполне интерактивный подход! И внешность-то у профессора благообразная! – палец Метелицы почему-то уперся в хозяина кабинета.

Дверь тихо приоткрылась и вопросительный взгляд секретаря заставил обоих на секунду отвлечься.

Анатолий Борисович отрицательно покачал головой, женщина исчезла.

– «Всё идет по плану», как говаривал один мой знакомый, – уже спокойнее продолжил Метелица. – Но цель-то одна и ее не скрыть… Одно не получается у них – ни сильным мира, ни его отверженным не удается совершить немыслимое – убить в человеке «начало». Не выходит!

Борис Семенович медленным движением вытянул руки на столе и, шлепнув ладонью по нему, заключил:

– К чему я всё это? В такой «свободе» всерьез опасаюсь за жизнь моих детей… Знаете, в довоенной Германии тоже находились отцы, думающие как я. Однако услышали почему-то «Савельевых». Выяснилось, что таких «докторов» и тогда учили не тому и воспитывали не так. Но у меня-то с памятью всё в порядке! Хоть вы прекратите помогать им, Анатолий Борисович…

Хозяин кабинета, слывущий, не без оснований, человеком умным, откинулся на спинку кресла:

– Вы что же? Отрицаете гениальность?

– Гении просто люди. И гениальность ничего не искупает, но и простить за нее ничего нельзя. Наоборот! Гениальность, как и власть, обязывает. Становится оковами! Вы на руки-то свои посмотрите. Лучше быть простым и нужным кому-то. Просто жить. Не дай нам бог, гениальности-то! Не расплатишься.

Собеседник Метелицы внимательно и шутливо осмотрел ладони:

– Полагаю, ваши опасения напрасны. И потом, я все-таки говорю прежде всего об обществе. Ведь именно оно образует государство, а государство, как известно, есть форма развития личности.

– Но, но! – прервал гость. – Осторожнее с такими утверждениями. Иначе приведу слова другого классика: «Чье государство? Нерона или Чингисхана». А от себя добавлю: а может, которое называлось «Третий Рейх»?

И, усмехнувшись, добавил:

– Или Украина образца четырнадцатого?

Собеседник недовольно потянул щеку, прищурил глаз, но тут же продемонстрировал, что зависть способности аргументировать вызывает у оппонентов не зря:

– Да назовите хотя бы один наш шаг, который вел бы от свободы? Про которую говорите. Свободы общества, людей. Люди-то – попечение ваше – стали зарабатывать в России несравненно большие деньги. Жить лучше. Остановите любого, не богача, а рядового горожанина да спросите – было лучше? Посмотрите сколько на улицах «авто»? Они получили возможность отдыхать за границей, не спрашивая никого! Ни о чем подобном в Союзе и мечтать не могли! Их интересует именно такая свобода! О чем мы ведем речь?!

– Вот в «несравненно» больших деньгах и есть ваша свобода. На них и заканчивается. Узко. Нетерпимо узко! И преступно перед человеком. Нет. Ценить «такую» свободу заставили их вы. Навязали. Конечно, надо было открыть границы. Кто хотел – уехали бы, а вы лишились бы решительного аргумента в споре. Но призрачного! Что касается «рядовых», довольных своим положением, тогда их было гораздо больше. А вот недовольны они были в той же степени. Недовольство – постоянная величина. Но первых точно было больше! Я, простите, жил тогда.

– Да как вы не поймете! Ускорились бы процессы гибели старого. Вот и всё.