Владислав Стрелков - «Огненное зелье». Град Китеж против Батыя

– Китеж!

– Рязань!

Рязань? Я вскакиваю на самую верхушку волокуши и вглядываюсь в вытекающие из-за поворота сотни русской кованой рати. Их гораздо больше, чем три. Оттуда летит, сметая все на своем пути, пять сотен, нет – тысяча ратников. Откуда? Княжеская дружина пришла?

– Рязань! – Это раздается уже с другой стороны. Вытягиваю шею, пытаясь разглядеть, что творится в хвосте обоза. Почти выдавив табуны к пологому берегу и добивая остатки обозного охранения, что шли сразу за табунами, блестя кольчугами, текут и текут русские войска. Монголы, зажатые со всех сторон, сражаются с яростью обреченных, понимая, что им пощады не будет. Там, где стояли новики и прикрывали нас своими луками, идет яростная схватка. Я и еще десяток ратников из полусотни Садова кидаемся туда на помощь. Мы врубаемся в плотную толпу. Копьями сшибаем всадников. Спешенных степняков оттирают к яру и окружают. Им некуда деваться. Яростно крича, монголы кидаются на окруживших их русских и умирают, пронзенные сразу несколькими пиками. Я отхожу в сторону, тут справятся без меня, и сразу зацепляюсь взглядом за убитого новика, совсем еще ребенка. Вот еще один, и еще…

А этот, с васильковыми глазами… сердце на мгновение замирает и сразу начинает сильно бить, как колокол бьет набат. Я стою и не могу отвести глаз. В руках по-прежнему щит и сабля. С клинка еще стекает кровь. А кровь везде… своя, чужая, горячая, растопившая снег до самого льда, и среди всего этого – васильковые, остекленевшие глаза теперь вечно молодого парня.

– Здесь боярин. Эвон князь стоит.

Рядом кто-то останавливается, потом этот кто-то делает шаг вперед, и я вижу деда Матвея. Он наклоняется и закрывает погибшему глаза. Тихо шепчет молитву, крестясь, и распрямляется. Потом отбирает у меня саблю, вытирает окровавленный клинок о халат мертвого степняка, вкладывает в мои ножны. Смотрит мне в лицо, вздыхает и достает флягу.

Я сделал несколько глотков и отдал обратно.

– Не надо воды, самогону дай.

– Это и есть самогон, Володя. – Кубин сам глотает из фляги и протягивает мне. – На, хлебни еще, но не думаю, что поможет.

Я пью крепкий самогонный настой, как воду. Действительно не помогает.

– Тут может помочь только враг, насаженный на острие своей сабли. – Матвей Власович оглядывается. – Да только вот перебили мы всех, Володя. Ты потерпи. Пока потерпи.

– Власыч, это же дети. ДЕТИ, черт возьми! А я их в бой.

– Нет, Володя. Они перестали быть детьми, когда встали с оружием на защиту родины. Они – вои Руси-матушки.

– Я понимаю, Власыч, но ничего с собой поделать не могу. За каждого… за каждого погибшего парня я возьму по две жизни у поганых. А тех новиков, что сейчас живы остались, я на родину матерям верну. Должен вернуть. Чтоб продолжили род, стали отцами.

– Хорошо сказано!

Я посмотрел на того, кто это произнес. Рядом стоял высокий седовласый бородач в кольчуге и с саженными плечами, а на поясе – огромный меч.

– Познакомься, Володя. Это Николай Александрович Евпатин. Здесь его величают Евпатием Коловратом.

К вечеру обе дружины, наша и Евпатина, отойдя на десяток верст в глубину лесной чащи, встали большим лагерем. Захваченных монгольских лошадей отогнали к лесному озеру, оставив там пастись под присмотром обозников. Убитых забрали с собой, положив в одну из волокуш. Остальные облили нефтью, которую нашли в самой последней волокуше. Нефть была разлита по глиняным горшкам и являла собой уже полностью подготовленные снаряды для метательных орудий. Вот так. Один из обозов уничтожен ценой в четыре десятка жизней, из них двадцать одна – это новики.

А ведь все могло быть по-другому.

По злому стечению обстоятельств, обе дружины охотились за обозами и атаковали один и тот же, не зная друг о друге. Разница была только в том, что за этим обозом евпатинская дружина следила давно и только выбирала момент для нападения, а мы наткнулись случайно, но напали первыми. Если бы мой план удался, то жертв удалось бы избежать или обойтись малыми потерями. Не зная о нас, два отряда Евпатина атаковали обоз с двух сторон, чуть не сразившись с нашими сотнями, направленными на отвлечение обозной охраны. Но, на счастье, вовремя разобрались и вместе ударили по накатывающим монгольским сотням, обратив их в бегство. А в этот момент мы пытались сжечь эти проклятые волокуши. Нам не хватило каких-то пяти минут, чтоб закончить начатое дело и убраться в лес, как пришлось вступить в бой с несущимися в панике степняками. Сумбур в битву внесли и табуны, вытесняемые вторым евпатинским отрядом, напавшим на обозное охранение с тыла. Полусотня Садова оказалась зажатой табунами и оттеснена к лесу.