Николай Берг - Лёха

– Вот, тащ летнант, написал коротенько, – протянул свой выстраданный литературный труд начинающий писатель Семенов.

Березкин невозмутимо листок взял, поставил точки над «е» в своей фамилии, исправил заковыристые слова «парабеллум», «комплект» и спросил:

– Что мы можем тут оставить?

– Жбаны от ихних противогазов да каски, – не задумываясь, ответил Семенов, прикинувший, что это железо если и не полпуда весит, то где-то около того, а обойтись можно и без них.

– Мало. Что еще?

– А остальное надо, тащ летнант.

Командир поморщился, стараясь это сделать незаметно. Беда была в том, что он и сам был запасливым, несмотря на молодой возраст, и сам же приказал еще больше увеличить вес, взяв насос и камеры с битого авто. И тоже натерпелся от лесной нищей жизни. Раньше был горожанином, в лес ходил только на прогулку или за грибами, в семье жил на всем готовом, благо были живы и мама и папа, и в училище ему и другим курсантам опять же не было печали, о них заботилось начальство. Потому самостоятельный поход по лесу сильно озадачил молодого командира тем, сколько доставил неудобства чисто в бытовом смысле. Весьма надежный боец Усов в одном из холодных ночлегов заболел и стал просто падать на ходу, теряя сознание. А теперь его состояние вообще пугало лейтенанта: видно было, что человек просто умирает. Без ран, без боев, нелепо простудившись. И так терять хорошего бойца Березкину было нестерпимо больно и стыдно.

– Ладно, припрячьте это железо. И камеры с насосом тоже. Но чтоб найти можно было.

Семенов кивнул: сделать тайничок неподалеку для него сложностью не было никакой. Выбрал елочку поменьше, лопаткой прорезал дерн и корни, вырезав вокруг деревца квадрат, потом потянул за верхушку – и словно люк в землю открылся, когда елка повалилась наземь. Быстро вырыл в рыхлом грунте углубление, чтоб все влезло, землю ссыпал на кусок брезента и оттащил потом поодаль в ямку, замаскировал мхом. Каски поставил стопкой рядом, вставил футляры, накрыл сверху камерами и насос – тяжеленный, зараза! – завернутый в заношенную портянку, пристроил. Поставил ель обратно – ну как и было, с двух шагов ничего не заметно. Запомнил место, вернулся. Привычно ужаснулся тому, сколько тащить надо, но успокоил себя тем, что раненые все-таки плюгавые и тщедушные.

Как и говорил лейтенант, выдвинулись через час, пыхтя под навьюченным грузом. Носилки получились удачными, Усов ожидаемо оказался легким, и потому до первого привала дошли достаточно быстро. Ноги никто не сбил, плечи не натер, даже потомок, хоть и взмок, но держался молодцом. До второго привала добрались уже уставшими.

Вот дальше пошло тяжелее, и когда добрели до нужного места (лейтенант вывел точно, как по нитке) – выдохлись изрядно. И что особенно огорчило – Середа совсем спекся, хотя и пытался из последних сил держаться браво.

Семенов хотел сказать об этом командиру, но или тот сам сообразил, или ефрейтор его надоумил, и потому приказал Середе готовить обед к их возвращению, лагерь по возможности привести в порядок и присматривать за больным. Артиллерист из гонора и хохляцкой упертости попытался было спорить, но приказ командира был резким и к спору не располагал. К тому же была поставлена и дополнительная задача – найти среди немецких медикаментов что-либо для лечения Усова. Тут Середе крыть было нечем.

Обратно дернули налегке, потомку Березкин велел оружие оставить для охраны лагеря, что «старшина ВВС» с радостью исполнил – тащить тридцать кило для него было непривычно и он вымотался почти так же, как и раненый артиллерист. Лейтенант поглядывал на него с неудовольствием, вспоминая свой полнокровный здоровый взвод, с которым он вступил в бой совсем недавно… а теперь у него такая вот инвалидная команда, и это еще хорошо, потому как все-таки живые люди. Мертвых лейтенант не то чтобы боялся (как комсомолец, он был чужд всяких там старушечьих рассказок-страшилок, особенно в светлое время суток), но все-таки живые – совсем другое дело…

Впрочем, Березкин произвел на Семенова хорошее впечатление, да и человеком оказался вроде толковым.

Когда устроили перекур, лейтенант, поглядывая на тяжело отдувавшегося красномордого Леху, рассказал, что уже имел дело с летчиками. Ефрейтор хмыкнул и, переглянувшись с командиром, сел в дозор – чуточку поодаль от компании: видно было, что он эту историю и видел своими глазами, и слышал не раз, потому полезнее всем, если он покараулит; а лейтенант негромко начал: