Коллектив авторов - Приход № 13 (декабрь 2014). Введение во Храм

Да и если говорить о людях, то есть хорошо известный феномен группы. Мы люди – не самые лучшие дикари, то есть мы не существуем в абсолютной изоляции. Мы не священные индивидуальности. Мы тоже привязаны к вещам, принадлежим к той или иной группе людей, семье, опутаны родственными связями, соседями, знакомыми. Одна из лучших образовательных методик для молодого человека – это пожить заграницей пару лет. Ничто не дает такое представление о родном месте, как возможность пожить в чужом месте. И лучше всего понимаешь свой язык, когда слушаешь чей-то еще язык и пытаешься на нем говорить. Я провел семь лет заграницей, и когда вернулся в США, понял, что я дома. То, как люди говорят, юмор, особый взгляд на вещи. Я уже не был согласен с этим взглядом, но он был мне знаком, я знал – это моя земля, мое место. Это нормальное человеческое чувство. И они могут быть хорошими. Хотя бывает, что групповое мышление не есть хорошая вещь. Например, некоторые индейские племена называют себя Народом или Людьми, но как следствие это означает, что другие этим народом или людьми не являются. Такое же отношение, кстати, было у древних греков. Аристотель, один из основателей философии, думал, что любой человек, который не является греком, может выглядеть как человек, но он говорит что-то непонятное «ба-ба-ба», отсюда и имя варвар. И нужны они были только, чтобы рубить лес и носить воду. Рабы, одним словом. Интересно, что его ученик Александр Великий так не думал. А вот Аристотель, человек такого великого ума, не видел дальше своей группы, своего этноса. И это довольно обычное явление.

Теперь же мы подходим к другому виду национализма, в том самом смысле, в котором мы используем его сегодня. Если почитать наши газеты или послушать трансляции, можно часто услышать слово «националист», которое применяется к другим людям. Например, так говорили о Солженицыне. Но это неверно. Солженицын любил Россию, любил свою страну, свой язык, обычаи, но не было более строгого критика своего правительства и во время коммунизма, и после. Он не жил в формате «моя страна права или неправа», он не был националистом, он был настоящим патриотом.

Что такое национализм? Это романтическое явление XIX века, продукт романтического движения, которое стало реакцией на феномен XVIII века – Просвещение, которое культурно стало продолжением научных изысканий сэра Исаака Ньютона. Ньютон, конечно, был основоположником современной физики, той ее парадигмы, которая сложилась до Эйнштейна. Ньютон математически объяснил движение и предложил свою теорию гравитации. В результате возникло видение, которое заключалось в том, что вселенная – это огромная машина. И хотя бы теоретически, если знать массу, скорость и направление каждой частицы во вселенной, можно было предсказать, что произойдет в любой момент времени в будущем, ныне и присно и во веки веков, аминь. Вселенная предстала огромным и величественным часовым механизмом. И тут же возник вопрос: а где во всей этом модели Создатель? Кто-то заметил, что надо же было Ему создать эти часы, но вообще-то все полагали, что после того, как Он создал часы, Он пошел дальше и занялся чем-то другим. Но были и те, кто заявил, что нам и вовсе не нужна эта гипотеза. Таков был ответ французского химика Лавуазье Наполеону, который задал тот же вопрос.

Многие образованные люди, наблюдавшие за этим величественным часовым механизмом, увидели определенный диссонанс. Во всем этом механистическом совершенстве, которое может быть длилось бесконечно во времени и пространстве, что происходит со мной, где я сам? Я просто маленькие часики? Тогда романтики сказали, нет, важна не объективная вселенная, они даже не боролись с ньютоновской наукой. Но важна самость, важен сам субъект, путь постижения – вот, где мы находим смысл.

И в продолжение этого размышления входила и моя группа. Например, в России было движение славянофилов, очень типичное для своего времени. Подобные вещи возникали в любой стране в Европе. Они задумались над тем, что же особенного или исключительного в нас самих, русских? Может, деревня, сообщество, которое станет основой будущего общества? Было что-то магическое и духовное в том, чтобы быть русским. И православие, конечно, составляло часть этого образа. Более того, лучшие представители движения неплохо владели богословием. Но под личиной этого было выделение своего собственного места и места своей группы как уникальной, особенной, особенно наделенной смыслом бытия. Такие явления были во Франции, Англии, Германии, Италии, в землях Чехии и Словакии, и конечно среди поляков. Вот это уже национализм: возвышение племени, своей группы, на живущей в определенном месте, на определенной земле, территории, и как правило, говорящей на одном языке. Эта особенная земля, группа, язык были особенными, исключительными, непохожими на другие, ценными, и источником собственного поиска смысла и места.