Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Варя никогда не болтала при мне по телефону. Даже если на той стороне линии была Юлька, при моем появлении она говорила в трубку: «Все-все! Толя пришел. Я перезвоню», и клала трубку.

Для нее семья была всем.

Правда, если «на проводе» была Юлька, Чудновская требовала дать трубку мне и обязательно говорила: «Монасюк! Ты и тут, гад такой, мешаешь мне жить комфортно…» И кидала трубку.

Поэтому иногда я, зная любовь женщин к телефону как средству снять напряжение, да просто почувствовать себя вольной девой, специально уходил из дому на полчаса под надуманным предлогом (ну, нужно мне что-то купить в киоске!), чтобы дать возможность Варе вволю поболтать по телефону. С мамой, детьми, Юлькой…

Варя никогда не «выбивала из меня» чего-то, что я не хотел ей говорить. В нашей семье исключались ситуации вроде: «Немедленно расскажи мне, что происходит? Я места не двинусь, пока не узнаю!». Ну, а если она делала что-то не так, как мне нравилось, или просто невольно обижала меня, она никогда не пыталась искупить вину как бы м е ж д у п р о ч и м – подлизаться, что-то купив мне, или еще как-то т а к, нет, она просто подходила ко мне, садилась рядом, и говорила: «Ну, прости меня! Помнишь, тогда, в начале, какая я была дура? Ну, вот снова сглупила! Не обижайся на меня, я сделала ошибку». И брала мою руку в свою, и клала голову мне на плечо, и я просто не мог больше на нее сердиться…

Так же поступал и я. То есть не доводил наши мелкие проблемы до накала, до состояния, когда выход лишь один – в бурной ссоре. Нет, до подобного накала проблемы я домашние коллизии никогда не доводил. Да если бы и… – уверен, Варя никогда не пошла бы на обострение – для нее (впрочем, как и для меня) покой в семье был дороже всего.

Наконец, ни она, ни я никогда не выходили из дома, не объяснив друг другу, куда и зачем уходим. А в необходимых случаях мы советовались друг с другим, и не только по этому поводу.

Ну, и если говорить о физической близости, то Варюха никогда не отказывала мне в ней. С годами она стала холодноватой, и тем не менее мы по-прежнему любили друг друга.

И в смысле физической близости – тоже.

Как я уже говорил, именно в это время я готовился стать адвокатом. Со временем я надеялся оказаться в пятерке известнейших российских адвокатов, которую позже возглавят Падва и Резник.

Перед тем, как вплотную заняться своей переквалификацией, я посоветовался с Варей. Она ответила – чем бы ты ни занялся – ты все равно будешь лучшим!

Я знал, что через несколько лет грядут перемены, да они уже и начались – с экранов телевизора вовсю вешал проникновенным голосом человек с каиновым пятном на лбу…

Но к этим переменам я был уже в достаточной степени подготовлен. Я являлся членом краевой коллегии адвокатов, защищал в суде в основном первых кооператоров, и неплохо зарабатывал. Но я знал, что все основное вот-вот переместится в Москву, да там и останется. Это – с одной стороны.

А с другой – все настойчивее убеждал не тянуть с переездом в Москву отец Юли.

Наконец, в этом году заканчивала школу Маша, и хотелось бы, чтобы она училась в Москве… И Мише предстояло в сентябре идти в школу.

И я собрал военный совет из пяти человек, где лишь один человек – шестилетний Миша – имел совещательный голос. Равноправным членом совета была Юля.

Она уже давно была доктором наук и профессором, защитила докторскую диссертацию, как я уже упоминал, и Варя.

Консультантом нашего совета выступил вызванный на телефонную связь и не отключающийся от нас более получаса Юлин папа.

Первый его вопрос, последовавший нам – государственные ли квартиры мы занимаем?

Да, ответили мы, и он облегченно вздохнул. И сказал, что мы должны немедленно уволиться и сдать наши квартиры местным органам власти и тогда по приезде в Москву он гарантирует получение нами с Варей четырехкомнатной, а Юлей – двухкомнатной, квартир.

Ведь согласно действующим в СССР правилам доктора наук имели право на дополнительную комнату для использования ее в качестве кабинета для научной работы.

– Папа! – говорила в трубку Юля. – Узнай, пожалуйста, остается ли в силе предложения мне и Варе – мне на кафедре филологии пединститута имени Крупской, а Варе – на кафедре психиатрии Второго Московского госмедиститута.

И если эти места еще есть – скажи там, что мы выезжаем.

Далее все понеслось вскачь.

Мои девочки срочно вылетели в Москву – им еще предстояло выиграть свои должности по конкурсу, а также – получить квартиры.