Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Берик присоединился к ним часа через два, Юлька теперь пела свои новые песни, и ребята как-то очень быстро «схватывали» новые мелодии и поддерживали ее игрой на своих инструментах!

А девчонки самозабвенно танцевали, и иногда от полноты чувств после окончания песни и танца бросались Юльку обнимать и целовать, а та, смеясь, отбивалась от них, а Рукавишникова и Лишайникова хлопали так, что только что ладони не отбили…

И с ними в унисон хлопала в ладоши большая собравшаяся толпа.

Все это мне со смехом, взахлеб рассказала по телефону Варвара. А сама Юлька в этот момент уже ехала в поезде, возвращаясь назад в Барнаул.

И когда мы встретились на репетиции, я ее спросил:

– Как съездила?

– Нормально… – ответила она.

– Не могла не выпендриться? – спросил я, выказывая тем самым полнейшую осведомленность о происшедшем позавчера в Боговещенке.

– А пусть твоя Варька не думает – мы тоже кое-что можем!

И увидев мое расстроенное лицо, сказала:

– Монасюк, не переживай – мы с ней подруги на века! Все хорошо!

Время шло. Весна была дружной, уже к середине мая деревья стояли покрытые листвой, а там сначала зацвела черемуха, наполняя воздух микрорайонов с частными домами горьковатым терпким запахом, а вслед за ней – сирень, и тут уж аромат цветов заполнил весь город!

Варька готовилась к поступлению в мединститут – мы с ней часто созванивались по телефону. А я – досрочно сдавать сессию, дома тоже все было в порядке (меня очень зауважали родители, когда узнали, что я подрабатываю на товарной станции), да и в университете – так же.

Все произошло совершенно неожиданно вскоре после того, как родители уехали в отпуск в Крым, а я – закончил 25 июня сессию сдачей (как всегда – на «отлично») брачно-семейного права.

Днем в дверь квартиры раздался звонок, я открыл дверь и увидел перед собой Валю Разину.

За это время я попросту забыл о ней. И сейчас был весьма удивлен ее появлением.

– Пустишь? – спросила меня Валя и, конечно же, я ее впустил.

Мы поговорили, в частности, я получил ответ на вопрос, почему видел перед Новым 1966 годом такие странные сны – оказывается, ее бабушка – цыганка, и она прочитала одно из моих последних писем Вале. И оно не понравилось старухе, и та стала насылать на меня порчу… Пока не узнала Валя и не запретила любимой бабуле такими вот образом заступаться за внучку.

Это, правда, не объясняло тот факт, что я совершенно определенно висел т о г д а ночью под потолком над кроватью…

Мы посмеялись, приближался вечер…

Все, что произошло вслед за этим, иначе как злым роком не назовешь.

Мы поговорили о ее делах – Валя приехала узнать условия поступления в пединститут, и у нее был билет на вечерний поезд.

Как и почему оказалась в Барнауле Рукавишникова – я не знаю. Ведь это был обычный будний день!

Итак, я готовил ужин, чтобы покормить на дорогу Валентину, и когда в дверь позвонили, крикнул Разиной: «Открой дверь, кто там?». И заглянул в прихожую в тот момент, когда Валя и Варя стояли друг перед другом… А на заднем плане выглядывал в прихожую я, с ложкой в руке и фартуком на животе.

Варвара видела когда-то фото Разиной и не забыла ее лица. Она побелела и повернувшись, побежала вниз по лестнице.

А я просто окаменел. Я не помню, как проводил на поезд Валю, как купил на обратной дороге несколько бутылок вина и потом сидел на кухне, и пил вино стакан за стаканом, а передо мной стояла Варькина фотография.

Не помнил, что сказал позвонившей мне Юльке, из-за чего она прилетела ко мне и чуть не полчаса била ногами в дверь, пока я, уже пьяный в умат, не открыл ее и в буквальном смысле не «ссыпался» на руки девушки…

Я осознал себя лишь проснувшись утром, сразу, как от толчка, и увидел перед собой лицо лежавшей рядом совершенно обнаженной Юльки. Она смотрела на меня своими серыми глазами, и в них было столько муки и одновременно – сочувствия, что я вдруг вспомнил все.

Как она затащила меня в комнату, как раздевала и укладывала в постель. Как я схватил ее за руку, не отпускал и говорил, говорил… Наверное, рассказывал о случившемся. Как Юлька заплакала, прижала мою голову к себе, как меня охватило животное чувство обладания, перемешанное со злостью на всех женщин, и я стал срывать одежду с Юли, а она лишь молча терпела. Как терпела она грубый секс с моей стороны, и когда до меня дошло, как ей, наверное, было больно, а она терпела, потому что принимала на себя всю мою боль и всю мою глупость, то…