— Меня не волнует, в каком возрасте кто кого отпускает, — сообщил отец, — это дело ее родителей. Еще раз предупреждаю, после танцев не болтайтесь, сразу домой, а то пойду искать.
В это время в двери без стука ввалилась Клевина. На ней было красивое платье, но немного большеватое, видимо она взяла его у старшей сестры. На голове был завязан платок, который скрывал накрученные бумажки.
— Добрый вечер Лазарь Моисеевич! — воскликнула она и сразу обратилась ко мне.
— Лена ты уже все, готова?
— Конечно, — ответила я.
— Отлично! Тогда мне сейчас голову в порядок приведешь и пойдем.
Папа сразу пристал к подруге с наказами.
— Валя, я тебя попрошу, чтобы друг друга там не оставляли и домой вместе пошли.
Валка хихикнула.
— Лазарь Моисеевич, а если меня мальчик домой пойдет провожать, как тут быть? — спросила она.
— Очень просто, — не растерялся папа, — вначале проводите Лену до дома, а потом гуляйте сколько хотите.
— А если Лену провожать, кто-то пойдет? — не успокаивалась Клевина.
— Хм, — хитро улыбнулся папа, — Лена только что сказала, что ей парни на фиг не нужны, так, что придется тебе с твоим кавалером ее до дома довести.
Мы посмеялись и ушли с Валей, делать ей прическу. Бумажные фантики, на которые она накрутила волосы, я выкинула в мусорное ведро, и теперь беспомощно смотрела на смешные завитки, которые от расчески сразу раскручивались и висели, как пакля.
— Тоже придумала бигуди! В этих бумажках не то, что час, надо сутки ходить. Давай лучше тебе начес сделаем, — предложила я.
Валька огорченно глянула на себя в зеркало, и согласно кивнула головой.
Когда я закончила с прической, подруга предложила мне свои духи «Красная Москва», но у меня от резкого запаха, даже перекрыло дыхание, я несколько секунд пыталась безуспешно вдохнуть, и только после того, как Клевина треснула меня кулаком по спине, дыхание пришло в норму.
— Валька, — кашляя, сказала я, — пожалуйста, не открывай больше этот флакончик, я точно задохнусь.
Подруга что-то обиженно проворчала и убрала духи в сумочку. Затем достала тюбик с ярко-красной помадой и накрасила губы.
— Эх! — с сожалением сказала она, — Любка спрятала голубые тени от меня, ей приятель моряк из Польши привез. Сейчас бы марафет навели.
Я с осуждением посмотрела на нее.
— Валя, как тебе не стыдно, мы не должны пользоваться косметикой.
В ответ Валя вздохнула и сказала:
— Конечно, Гайзер, тебе легко говорить, прическу делать не надо, волосы кудрявые, темный каштан, брови как моя бабушка говорит — соболиные, и глаза ярко зеленые. А мне, как быть? Только косметика и спасает.
Подобные рассуждения от подруги я слышала не первый раз, но всегда считала, что она меня утешает, по причине моего «плоскодонства».
И сейчас не удержалась и расстегнула блузку.
— Валька, посмотри на меня, — шепнула я ей прямо в ухо.
У Клевиной глаза стали широкими.
— Ленка, ну ты даешь! Я даже не заметила, когда это случилось. Слушай, твои титьки уже на первый размер выросли. Ну, все, теперь тебя тоже в школьной раздевалке будут парни зажимать.
Мне стало смешно, и почему моя подруга все вечно переводит на парней и всякие зажимания.
— Валя, я давно заметила, что в раздевалке зажимают тех, кто сам этого хочет. Вот Таньку Ковригину никто не трогает, а у нее грудь больше чем у тебя, — наставительно сказала я, — потому, что она серьезная девочка и не дает повода для этого.
— Ой! Нашла, кого в пример привести, — возмутилась Валька, — зануду и стукачку. Может, ей бы и хотелось, что бы ее где-нибудь зажали, да дураков нет с ней связываться.
А вообще, ты наверно, права, к тебе точно не будут парни приставать, есть в тебе, что-то такое — командирское, мальчишкам это не нравится, — призналась она.
Мы медленно шли по проспекту Ленина, редкие машины не мешали гуляющим по тротуару и прямо по дороге людям. Чем ближе подходили к парку Культуры и Отдыха, тем громче была слышна музыка, и все больше оживленных стаек девчонок и парней двигались в ту же сторону. Когда мы зашли в парк, круто спускающийся к берегу озера, то сверху могли видеть волнующееся море голов на огороженной высоким забором в два человеческих роста, танцплощадке. Это море ритмично двигалось под пронзительный дискант певца
Well be-bop-a-lula she's my baby,
Be-bop-a-lula I don't mean maybe.
Be-bop-a-lula she's my baby
Be-bop-a-lula I don't mean maybe
Be-bop-a-lula she's my baby love,
My baby love, my baby love.
Валя дернула меня за руку.
— Давай, пошли быстрей, скоро у оркестра перерыв начнется, они после этой песни что-нибудь медленное играют и белый танец объявляют.
Читать дальше