Словно желая наглядно проиллюстрировать мысли Франца, один из означенных белых - рыжий здоровяк с безумным взглядом выкаченных глаз в кровавых прожилках - смачно высморкался себе под ноги. Араб внимательно посмотрел на монаха, и Франц машинально отметил, что восточный человек, похоже, подводит себе веки косметикой. Или это у него такие черные мешки под глазами. Молодая женщина с неровной стрижкой - дешевая версия модного парижского «каре» - и взглядом не то проститутки, не то убийцы, подмигнула Францу. А может и не подмигнула, а просто моргнула... в любом случае выглядело это пошло и двусмысленно.
Желание переговорить с главарем окончательно угасло, Франц пробормотал себе что-то под нос, не столько ради того, чтобы оказаться услышанным, сколько просто обозначая некий диалог. И ретировался в купе, которое Хольг и его спутница предоставили клиентам.
Заскрипела водворяемая на прежнее место дверца, подвешенная к двум старым разболтанным петлям. Тихо звякнуло - изнутри опустили крючок, стараясь тихо запереться, но не принимая во внимание отличную звукопроводность прессованных опилок.
- Странные они, - негромко, лишь для ушей Хольга сказала Родригес, вставая рядом.
- Да, - лаконично согласился командир.
- Мне кажется, я где-то его видела... - нахмурилась девушка. - Совсем недавно.
- Лысого? - уточнил Хольг.
- Нет, второго. Он похож на кого-то ... То ли на портрет в газете, то ли еще что. Никак не могу вспомнить.
- Главное, чтобы у него нашлись деньги, - прагматично вставил Хольг.
- Все-таки ты слишком быстро с ними связался. - Родригес еще понизила голос. чтобы сомнение в приказе командира точно не достигло ничьих ушей. - Наличных то у них больше нет, одни обещания.
- Полторы сотни франков мы с них сняли, - усмехнулся фюрер. - Деньги не слишком большие, зато легкие. Если помнишь, мы начинали с меньшего.
Девушка брезгливо скривилась, и Хольг был готов поклясться, что вспомнила она отнюдь не первые контракты, которые заключала маленькая банда из трех человек - одноногий калека, бездомная эмигрантка из Мексики и прибившийся к ним демобилизованный англичанин, тихо сходящий с ума от последствий контузии. Фюрер никогда не спрашивал, чем занималась Родригес до их встречи, а она никогда не упоминала ни словом, ни намеком. Каждый из них сохранял свое прошлое под замком, как благопристойные наследники - дневники дедушки, сколотившего семейное состояние на пиратстве и рабах.
- Обманут, закопаем, - тихо и очень буднично подытожил Хольг. - Все равно нас скоро здесь не будет. И никто не станет особо искать двух святош, которые украли церковную казну или оприходовали какого-нибудь мальчика.
Девушка покачала головой с явным осуждением. Родригес, несмотря на специфику работы ганзы и набор личных покойников, оставалась истинной католичкой, она не одобряла непристойных намеков в адрес служителей культа. Хотя, конечно, бредовая история лысого, шитая белыми нитками и явно придуманная на ходу, могла прикрывать все, что угодно. Хольг заметил это осуждение и не стал развивать свои предположения о сущности двух темных беглецов, которым понадобилось сопровождение «куда-нибудь».
- Пальмира место людное и шумное, - продолжала сомневаться Родригес. - Там это будет сложновато...
Хольг спрятал кривую ухмылку, пригладил обозначившуюся бороду. Глянул по сторонам, убеждаясь, что никому в набитом под завязку вагоне нет дела до тихой беседы. В том числе и остальной ганзе.
Максвелл сидел, обхватив голову руками и мерно раскачиваясь - верный признак обострения мигрени. Скорее всего к вечеру не помогут и таблетки, рыжий полезет в драку, придется разнимать, пока не убил кого-нибудь или сам не получил нож в спину. Хохол спал, замотав голову курткой, как опытный заключенный. Пулеметчик вообще мог спать всегда и в любом положении, невзирая на шум. Время от времени Кот, не просыпаясь, подергивал руками и нервно шарил, словно пытаясь найти верный пулемет, проданный скопом вместе с прочим добром. Негры завернулись в свое тряпье и сидели тихо, как мыши. Один безучастно взирал в пространство. Другой с благоговейным видом крутил в руках «сокровище» - невесть где подобранный (а может и сорванный) листок со старой рекламой кокаиновых капель от зубной боли.
Чжу и Мунис играли в карты, осторожно, чтобы засаленные картонки не расползлись окончательно. Карты у Муниса были старинные, еще прошлого века, в популярном тогда «немецком» стиле, когда скелетики и черепа лепили на все подряд, от этикеток до детских открыток. Сириец считал их своим талисманом на удачу, хотя все время проигрывал.
Читать дальше