Игорь Николаев - Символ Веры

- Давайте проясним еще один момент, - с преувеличенной вежливостью, очень ровно вымолвил Риман. - Если мы возьмемся за это дело...

«Когда, черт побери, мы возьмемся за это дело, чтоб вас всех... за такие то деньги!»

- ... И найдем этого человека, что нам в точности следует с ним сделать? С ним, его охраной, а так же возможными спутниками.

Посредник повторил жест с горлом.

Риман медленно покачал головой.

- Нет, так не пойдет, - сказал он. - У нас специфическая работа. Неизвестно, где он окажется, кто с ним будет, в каких обстоятельствах. Это может произойти в церкви, на ярмарке, в деревне, на свадьбе или похоронах. Всякое случалось.

Посредник молчал, пауза затягивалась. Но Риман был намерен получить ответ. предельно четкий и не допускающий толкования. Он терпеливо ждал. И посредник сдался.

- Когда вы их найдете... - он потер ладони, которые, похоже, немилосердно потели, на тонкой ткани проступили темные пятна.

- Убейте всех, без исключения.

Маленькая птица ударилась в окно, не то по ошибке, не то желая пробиться внутрь по какой-то своей птичьей надобности. Может воробей, а может еще какая пичужка. Так или иначе, два человека, разделенные столом, даже глазом не повели. Кардинал-диакон и кардинал-вице-канцлер смотрели друг на друга, как будто измеряя силу воли в затянувшемся противостоянии.

Хотя, сказать по правде, здесь не было никакого противостояния. Для единоборства необходимо хотя бы условное равенство сил. Здесь же одна сторона категорически нуждалась, а вторая - прекрасно о сем знала.

- Мне нужна помощь, - сказал, наконец, Морхауз.

- Помнится, ты уже обращался ко мне с подобной просьбой, - вздохнул ди Конти, приглаживая седую невесомую бороду. - Это входит в привычку, которую я не одобряю. Ты еще не расплатился за прошлый дар, так что наши отношения обретают явственный характер подаяния.

Уголино прищурился, зрачки его сверкнули двумя льдинками.

- А я не верю в подаяние, - голос старика звенел, как промороженный клинок. - Misericórdia, как известно, есть infirma. Милосердие - удел слабых.

- Мне нужна помощь, - повторил Морхауз. Кардинал был в ярости, потому что второй раз уже был вынужден обращаться за помощью, буквально вымаливая ее у старого интригана. Но выбора не оставалось, так что Морхауз буквально заковал себя в броню непробиваемого внешнего спокойствия.

- И я готов за нее платить. Назови цену. Деньги, привилегии, положение. Ты знаешь, что теперь можешь требовать все.

Последний раз Александр опускался до мольбы лет сорок назад, и привкус унижения горчил во рту, как протухшая желчь. Но кардинал лишь молча сглотнул, ожидая ответа - внешне спокойный и сдержанный, как мученик пред львами на римской арене.

- Что тебе нужно? - с внешним безразличием спросил ди Конти. - От старого и беспомощного меня? Я уже совершил для тебя одно чудо, неужели ты считаешь меня святым?

- Боскэ жив, - с железной уверенностью отозвался Морхауз. - Франц вывел его из отеля и города, это я знаю точно. Но дальше их следы теряются. У меня есть деньги, есть доверенные люди. Но нет столь прочных связей и знакомств на Востоке, как у тебя. Боскэ еще можно найти и спасти, но действовать надо очень быстро.

- Да, такое вполне возможно... - кардинал Уголино сомкнул кончики пальцев с видом благостным и постным до оскомины. - Но, Александр, я по-прежнему не вижу причин помогать тебе. И дело даже не в том, что я пока не получил компенсации, достойной минувших усилий.

- Ты ничего и не просил, - не выдержал Морхауз, с трудом удерживаясь от гневного возгласа.

- Настоящая беда кроется в ином, - продолжил старик, будто бы не слыша слов оппонента. - Ты расслабился, потерял хватку. Я мог бы помочь бойцу, который оступился и пропустил удар. Такое случается с каждым из нас, нельзя побеждать во всех боях. Но...

Уголино вздохнул и сжал ладони.

- Есть ощутимая разница между ошибкой и слабостью. И в тебе я вижу второе. К сожалению.

- Ты же понимаешь, «французы» сыграли против всех правил! - Морхауз с ужасом почувствовал, что выдержка все же изменяет ему и невольно повысил тон. Уголино скривился при виде такой несдержанности, однако кардинал-вице-канцлер уже не мог остановиться.

- Интриги, подкуп, прочие подлости и хитрости - это святое, это, можно сказать, канон! - вопиял Морхауз, потрясая кулаком. - Но устраивать перестрелку посреди Бейрута, засылать ассассинов! У нас что, вернулись времена Борджиа?!