Инопланетяне — это всё объясняет. И — что голые. И — что без ушей. И — железы у них не на руках. А где?
Я стал его обнюхивать везде, где может быть что-то, похожее на железы Старшей речи. Гениталии у него были очень плотно закрыты одеждой, слишком плотно; я подумал, что, наверное, не на гениталиях, раз так. А от лица чуть-чуть пахло, особенно — от висков и около ушей. Слабо и общо. Неразборчиво.
А Дзениз давал себя обнюхивать, но сам даже не попытался поизучать меня, хотя не похоже, что ему всё уже было ясно. И я подумал: а вдруг у них на планете это неприлично? Неприлично бесцеремонно брать за руки и обнюхивать без спросу? А спросить он не умеет?
Я намекнул, что у нас — можно. А он удивился.
Они все поразились, что-то говорили, смотрели на меня странно — но никто не нюхал толком. Я понял так: они догадались, что у меня Старшая речь, но понятия не имели, что с ней делать.
Дурацкая мысль: они вообще не понимают всё, связанное с запахами. Может, у них и обоняния-то нет? Или есть, но очень слабое? Носики-то крохотные… И из-за этого один из них хотел защищаться от зверей дубиной?
Человек может ослепнуть или оглохнуть — а может даже родиться без зрения и слуха. Я слыхал о несчастных, которые рождаются со слабым обонянием. Но — совсем без него? И нет запаховых желёз? У всех четверых?
Никогда не слыхал о такой болезни — чтобы желёз Старшей Речи не было вовсе.
И тут я услышал, как из дома Нгилан крикнул:
— Подойдите сюда!
Что интересно: они ведь поняли слово. Запах не понимали, а слово поняли. И пошли.
Серёга, конечно был прав, когда сказал, что Цвик безопасный. Он точно безопасный, но дело не в этом. Он милый был ужасно. Я даже описать не могу, какой он был милый.
Вблизи-то он был совершенно не похож на эльфа. Только издали, а когда подошёл… Бывают такие собаки — лабрадоры. Они мягкие, как плюшевые игрушки, у них морды — славные, добрые, губы обвислые, уши болтаются, а нос летом темнеет, а зимой делается розовый. Они добрые, доверчивые, весёлые и бесстрашные. Вот Цвик — он как лабрадор.
Я от людей никогда такого не чувствовал. Только от собак, да и то — собака собаке рознь. Но вот когда пёс подходит, улыбается, машет хвостом — сразу понимаешь: не будет кусаться. Перевернётся пузом кверху, чтобы почесали, будет тыкаться, лизаться, но точно не укусит. Я в таких делах никогда не ошибаюсь. Не боюсь собак. Знаю, как они себя ведут, когда им страшно, зло или укусить охота, а как — когда хотят, чтобы почесали пузо.
И Цвик — как пёс. Нет, это смешно, но мне показалось, что он гораздо больше пёс, чем человек. Ухи его, вертолёты, шевелились, как у пса. Нос мокрый и холодный, усы. Шерсть. И когда его гладишь — чудесно на ощупь. Как дога, к примеру, только ещё мягче.
Добрый, умный и доверчивый. И нюхает. Это было ужасно смешно, как он внюхивался в мои пальцы. Теперь я понимаю, что он там хотел нанюхать. У них из-под ногтей выделяется по чуть-чуть такая штука… как масло, что ли. Она пахнет, и каждый раз — по-разному.
В этом наверняка есть какой-то смысл. Но тут уж мне никак не разобраться. Я только догадался, что этот запах — он у них как сигнал. Но что означает — человеку не разобрать. Будь у нас собака с собой, она бы, может, и догадалась как-нибудь.
А паук у Цвика в волосах — домашний зверь. Ручной.
Когда паук выполз у него из шевелюры, я думал, у меня сердце выскочит. Ненавижу пауков до невозможности. Но Цвик с ним, как с котёнком… нет, как с дрессированной собачкой. Он ведь ещё и пауку подал сигнал своим запахом. Выпустил крохотную капельку из-под ногтей, растёр по пальцам и мазнул меня по щеке. Чтобы паук знал: свои. И я сразу успокоился, стало смешно: вот, человекообразный собак запахом паука дрессирует, отозвал, забрал своего паука, как кусачую собачонку.
И всё, что Цвик делал, было мне понятно. Он меня обнюхивал правильно, так любой пёс нюхает. Около рта, за ушами… некоторые собаки даже лизаться лезут. Им человеческий запах нравится.
И пока он меня обнюхивал, я его хорошо рассмотрел. Он всё-таки был странный. Очень странный. Оно и понятно, марсианин же.
Цвик мне показался совсем худеньким: кости тоньше, чем у наших. Или мяса на них меньше, может быть. Не мускулистый — или мускулы по-другому устроены. Ну, как бы, скорее, жилы, чем мускулы. Плечи уже. Грудь не то, чтобы уже, но какая-то другая. Но из-за шерсти не выглядит дистрофиком. А одежда на нём — вовсе не одежда.
Она на нём растёт. Или из него. Или приклеена. Но одет он, вроде как, в кучу таких зелёных пучков, как водоросли, и друг с другом они не соединяются. Они прямо с Цвиком соединяются. Когда руку держал — видел: шерсть — и прямо из неё растут эти зелёные прядки.
Читать дальше