Максим Далин: Кто любит свет

Погожим и ясным весенним днём молодая королева-вдова Хаоэрин-Светоносная ехала из своего столичного дворца в пригородные купальни. Её сопровождали любимая няня, коадъютор и десять гвардейцев: превращать прогулку в парадный выезд Хаоэрин не хотелось.

Стояла великолепная погода. Тонкие, словно нити, лучики света — «паутинки божьих паучков» — пронизывали кровлю мира, веселя благоухающий полумрак, крохотные блики играли на стволах деревьев-колонн и матово-белых, слабо светящихся цветах орхидей. Жемчужный мох мерцал на стенах домов, лианы-водопойники светились то бледно-зелёным, то бледно-розовым, вывески богатых лавок манили ярким сиянием панцирей светляков — весь мир был наполнен пятнами, полосами, каплями света.

Весёлая толпа встречала королевский выезд. В честь славного денька даже самый простой люд украсил себя клочками светящейся плесени или мелкими цветами болотной закрутышки, похожими на блестящие жёлтые глазки. Уличные девчонки, рыбники, торговцы жареной жабьей икрой, батраки и солдаты, фонарщики, бондари и вязальщики сетей, разносчики длинных новостей со свитками в руках — все они восторженно кричали: «Славься, лучезарная!», радуясь неожиданному и редкому зрелищу. Хаоэрин знала, что плебеи любят её — за юность, красоту, отвагу и весёлую снисходительность к простецам. Именно поэтому она ехала не в носилках, а верхом. Её украшенный светящейся сбруей верховой ящер лучшей южно-болотной породы, стройный, с высоким гребнем, важно ступал по пешеходным мосткам когтистыми лапами.

Сама королева была — сплошной свет: сияли её золотистые глаза, мерцала жемчужная пудра, подчёркивающая благородные бородавки на скулах и две пары крохотных рожек над светящейся диадемой, горели ожерелья из драгоценных золотянок и светляков с Изумрудных Топей, светилось платье из паутины долгопрядов, низко открывающее спину Хаоэрин, покрытую почётными шрамами материнства. Горожане любовались королевой, она чувствовала это и гордилась собой.

От отдыха и удовольствия прогулки Хаоэрин отвлекли вопли, то ли перепуганные, то ли злобные, то ли выражающие крайнее удивление. Она огляделась и поняла, что шумят, очевидно, на соседней улице, за углом харчевни, отмеченной светящейся жабьей лапкой. Королева тоже удивилась: не иначе, как из канавы между мостками всплыл лучезарный перистый змей, раз горожане отвлеклись от такого роскошного зрелища, как её выезд.

— Иха, — обратилась она к коадъютору, — прикажи узнать, что там за шум, мне любопытно.

Иха, пожилой и хитрющий болотный бес с вечно прищуренным правым глазом и лукавой ухмылкой, бывший плебей, взятый ко двору её покойным мужем, доверенное лицо и талантливый правитель, ухмыльнулся чуть шире, коснулся пальцами лба в почтительном полупоклоне и отослал на шум пару солдат. Вскоре они вернулись весёлые — принесли интересные вести.

— Государыня, — сказал один из них, от почтительности ляпнув себя по плебейским бородавкам на лбу всей пятернёй, — там удивительное дело: сквозь кровлю мира туда свалился летун.

— Ой! — вырвалось у Хаоэрин, как у девочки. — Я хочу посмотреть на него! Пусть сюда принесут его тело.

— С позволения сказать, — кашлянул второй солдат, так и держа ладонь у лба, — он там ещё живой, летун-то. Только покалеченный.

— Тем интереснее! — воскликнула Хаоэрин. — Пусть его принесут, только бережно. Я никогда не видела живых летунов! Если он останется жив, те, кто его доставят, получат по два светляка. Больших.

Услыхавшие её слова плебеи сорвались с места, вызвав несколько даже презрительные смешки эскорта. Никто и моргнуть не успел, как дюжий горожанин, по виду — плотник или даже кузнец, принёс летуна на руках, как носят больных детей.

— Где же крылья? — удивилась няня. — Я думала, государыня моя, что крылья у них — как у нетопырей либо летающих жуков. А крыльев нет…

Хаоэрин тоже подивилась, потому что и она ожидала увидеть крылья. И вообще — ей представлялось что-то много более импозантное.

А на руках у горожанина лежало крохотное создание, удивительно мизерное рядом с крупным мужиком: ростом с мальчишку, у которого ещё не отпал детский хвостик. Из грязного комка взъерошенной и окровавленной шерсти бессильно свисала босая нога с длинными и цепкими, почти как на руке, когтистыми пальчиками. Летун тяжело шевельнул головой, заросшей грязной и слипшейся гривой — и королева увидела странное личико: носик-пипочка, узкий рот, ушки, почти неразличимые в густой шерсти, и на удивление маленькие, тёмные, как вода в бочаге, глазки.