Максим Далин - Запах разума

Я выиграл. Меня огорчала только невозможность написать Ришке, но я надеялся скоро её увидеть: на «Игле» день считался за три — и мы должны были попасть домой меньше, чем через полгода.

Я бы написал.

Нарушение секретности в отношении Ришки вряд ли можно считать военным преступлением: во-первых, она и так учует, а во-вторых, я не представляю себе Ришку, делящуюся с какой-нибудь своей подружкой нашей общей тайной. В этом отношении Ришка нимало не напоминала обычных, так сказать, женщин, о которых все говорили, как о болтушках — у неё, как и у меня, многие вещи можно было выбить только под пыткой.

Мы были слишком самодостаточны, чтобы трепать о своих внутренних делах по секрету всему свету.

Я бы рассказал, какое неописуемое и ужасное явление природы и разума — нуль-ТелеПортал. Багров говорил, что ему каждый раз очень тяжело шагнуть за эту грань; со мной — наоборот. Портал с самого первого раза тянул меня, как тянет глубина или высота.

Когда я смотрел, как между титановыми створами рвётся физическое пространство, заволакивается грозовым лиловым свечением, с тем колким потрескиванием, какое сопровождает плазменную дугу между электродами, когда я чувствовал запах озона и какой-то химической сладости — меня тянуло с самоубийственной силой. Так хочется шагнуть с крыши, если смотришь с шестнадцатого этажа — и ты не делаешь этого шага из одного сознания неизбежной смерти.

А в ТПортал его можно сделать. Ощутить невыносимое чувство размазанности — или развоплощения, осознать, что твоё тело превращается во что-то мало постижимое, не физическое — и рывком воплотиться снова, в тошноте и муторной головной боли, в том же моменте, но другой точке пространства… Услышать, как хлопнет воздух, вытесненный тобой, когда ты возвращаешься из небытия — и сквозь боль и тошноту осознать: «Я снова существую». Уже со второго раза я опознал в прохождении через ТПортал нечто от шаманской инициации, от дзена и некоторых других мистических практик. Я, подозреваю, лучше всех испытателей понимал, что каждый ТПереход мы проходили сквозь моментальную смерть — и снова рождались.

Во всяком случае, никто и никогда не разговаривал об этом со мной, а док Кирилл после моей посмертной исповеди посмотрел подозрительно и начал более подробно и детально, чем в первый день, выведывать, нет ли у меня суицидальных наклонностей.

Нет. Их нет. Жить мне ещё не надоело.

Но, как и всем нам, смертным, мне страстно хочется узнать, что будет там, за последним окоёмом. И я пытался на свой лад.

Вдобавок ТПортал, как и полагается мистической практике, потихоньку менял моё восприятие действительности. Крохотные пророчества так за мной и остались — но к ним после каждого шага через телепорт прибавлялись еле заметные мелочи, обостряющие, если можно так сказать, внутреннее зрение. Мне начали сниться сны.

Вообще-то очень яркие сны, похожие на шизофренические видения, снились всем испытателям поголовно. Сны уже зарегистрировали в качестве побочного эффекта — и у каждого этот эффект проявлялся по-своему. По крайней мере, трое из нас кричали во сне — но, пробудившись, никто не мог вспомнить ни видений, вызвавших ужас, ни даже самого ощущения его. Сон просто выскальзывал и исчезал — только энцефалограф, подключённый к вискам наших крикунов, рисовал в моменты кошмара, как проговорился док Кирилл, жуткие пики, а на томограмме лобные доли мозга сияли, как ночной Лас-Вегас.

Некоторым счастливцам, напротив, снилось нечто очень приятное, почти экстатическое. Денис однажды похвастался грёзовыми «облачными девушками, типа ангелов», которые скользили вокруг него в какой-то сияющей сфере, а от их прикосновений становилось «как-то ванильно, то есть, похоже на ванильное мороженое».

— Холодно и сладко? — спросил я.

Денис надолго задумался и изрёк после паузы:

— Не то, чтобы холодно, но вроде как холодно. Понимаешь, видимость холода. А сладко — не во рту, а где-то под рёбрами.

После этого психологи устроили ему целый марафон с тестами и томографией, и док Кирилл восхищённо констатировал, что наш Денис, похоже, потихоньку становится синестетиком. Душка Денис, услышав это слово, округлил глаза и спросил:

— А как это? — но узнав, как, тут же радостно заявил: — Точно! Мне ещё позавчера музыка снилась, жёлтая с голубинкой!

Багрову очень льстило внимание психологов. Кажется, он питал к психологии тот нездоровый интерес, какой обычно просыпается в людях, впервые прочитавших Фрейда и впавших в особое состояние прозревания гениталий фактически в любых предметах вещного мира. Любой психолог казался Денису пророком, а попытки постижения себя — откровением.