Олег Якубов - Михайлов или Михась?

Женева, площадь Бург де Фур, 1, Дворец правосудия, 11 октября. Утро — день — вечер.

— Слушаем господина Михайлова, — возвестила утром президент суда.

Михайлов поднялся со своего места. Если он и волновался, то внешне это было незаметно. Каждое слово выговаривал четко, делая достаточные паузы, чтобы переводчик мог донести все, им сказанное, до состава суда.

— Уважаемая госпожа президент. Уважаемые дамы и господа присяжные. Господин прокурор. Сначала я хочу поблагодарить вас за то, что вы очень внимательно отнеслись ко всем обстоятельствам данного дела, — начал свою речь Сергей Михайлов. — Во время процесса перед вами предстали свидетели обвинения и защиты, вы тщательно изучили все документы, письма, справки, относящиеся к делу. И, наконец, вы выслушали прокурора и защитников. Я не хотел бы сейчас говорить здесь о том произволе, который творился по отношению ко мне на протяжении всех двух с лишним лет, что я находился под стражей. Об этом и обо всем важном говорилось здесь защитой.

Уважаемая госпожа президент суда. Уважаемые дамы и господа присяжные. Я обращаюсь к вам с просьбой во время принятия решения о моей виновности или невиновности руководствоваться голосом сердца, закона и принципами демократии. Я жду решения с большой надеждой и доверием к вашему справедливому решению. Сергей поклонился и сел. Журналисты, приготовившиеся к пространной речи, разочарованно отложили блокноты. А судья провозгласила, что суд удаляется на совещание. Было 9 часов 7 минут. На улице моросил мелкий дождь, все разбрелись, кто куда, гадая, сколько времени понадобится присяжным для принятия решения.

Хазов бесследно исчез вместе с адвокатами, но через час объявился в моем номере, куда я отправился коротать время.

— Значит, так, — с порога заговорил Андрей. — Лишними вопросами меня не терзай, я и сам мало что знаю. Но главное — судьиха сказала, что, когда присяжные закончат совещание, она оповестит об этом одного адвоката. Решили, что это будет Маурер. Так что его мобильный включен, ждем звонка. Это все.

— Но хотя бы примерное время определить можно? Сколько они заседать-то будут?

— Ну ты чудак, кто же тебе это скажет. По закону присяжных никто не имеет права ограничивать во времени. Захотят — два дня будут заседать, а захотят — две недели. Адвокаты предполагают, что решение вынесут около четырех часов дня, но это лишь предположение.

— Андрей, еще раз можешь мне подробно объяснить, по какой, ну что ли, технологии присяжные принимают решение?

— Исключительно, чтобы отцепиться от твоих бесконечно нудных вопросов, повторю тебе еще раз то, что уже десять раз рассказывал. Итак. Заседали шестеро основных и трое запасных присяжных. Из основного состава никто не выбыл, так что в совещательную комнату отправились те самые шестеро основных и судья. Трое запасных присяжных в этой комнате не присутствуют. Судья находится там лишь в качестве юридического консультанта без права навязывать решение и даже без права что-либо советовать, если, конечно, присяжные ее сами об этом не попросят. По каждому существенному эпизоду присяжные должны ответить на два вопроса: «Виновен? Не виновен?» Ответы заносятся в протокол формулировками «Да» и «Нет». Если голоса разделились поровну, ответ трактуется в пользу обвиняемого. Если по всем трем пунктам обвинения присяжные скажут «Нет», тогда все ясно. Допустим, по одному из пунктов они скажут «Да», то есть признают Сергея в чем-то виновным. Тогда снова будут говорить прокурор и адвокаты, обсуждая меру наказания. Решение о наказании в итоге уже примет судья. Присяжные слово сказали, а конкретику вносит президент суда.

— А где сейчас Сергей? — спросил я Андрея.

— В тюрьму опять увезли, вот тебе лишнее доказательство того, что уж до обеда-то как минимум никакого решения не будет. Так что пойдем куда-нибудь кофейку попьем.

— Ага, и булок с маслом полопаем.

— Отомстил все же, показал свою истинную сущность. Настоящий интеллигент должен быть благородным.

— Пойдем, пойдем, потомственный интеллигент, только с одним условием — давай все же подтянемся куда-нибудь поближе к Дворцу правосудия, так как-то спокойнее будет.

Мы вышли на улицу. Небо все еще было затянуто беспросветными тучами, дул злой порывистый ветер, но дождь прекратился. К моему удивлению, все кафешки на площади Бург де Фур оказались заполненными. Лица все были знакомые. Не одни мы с Хазовым оказались такими нетерпеливыми. За каждым столом, насколько я смог разобрать, разговоры шли об одном и том же: по какому пункту признают Михайлова виновным и сколько дадут. В том, что признают виновным, и в том, что «дадут», никто, похоже, не сомневался.