Подобными, ничем не подтвержденными и слабо аргументированными выводами была насыщена вся четырехчасовая речь Жана Луи Кроше, достаточно спокойная, размеренная. В конце прокурор призвал присяжных отнестись к Михайлову без всякого снисхождения и потребовал для него максимального наказания по предъявленным ему в обвинении статьям уголовного кодекса — то есть до семи с половиной лет заключения.
В перерыве, объявленном после речи прокурора, журналистам обсуждать было практически нечего. Лишь Игорь Седых откровенно кипятился:
— В конце концов я давал свои показания под присягой, я отвечаю за каждое свое слово, и прокурор меня практически оклеветал. Ни в какую полицию я не обращался, они сами ко мне заявились.
После перерыва слово было предоставлено защите. Первым выступил бельгиец Ксавье Манье.
— Прошу прощения за то, что вынужден напоминать известную всем истину: для того чтобы обвинять, нужно быть уверенным в вине. И хотя никаких доказательств вины господина Михайлова в речи господина прокурора мы не увидели, я все же хочу поздравить прокурора с весьма выдающимся успехом. На мой взгляд, он сделал открытие в области математики. При сложении двух нулей у него в сумме получилось два. Да, господин прокурор очень старался. Он так старался, что о его стараниях узнал весь мир. Моя старенькая мама, провожая меня в Женеву, сказала: «Будь осторожен в этой Швейцарии, там идет какой-то страшный процесс и может случиться всякое». Господин прокурор ссылался на показания свидетелей. Но в них не было ни одного подтвержденного факта. А главный свидетель обвинения Упоров напомнил мне старую охотничью собаку, которая уже не может приносить своему хозяину дичь, а тащит лишь протухшие кости. Я смотрю на все здесь происходящее и ловлю себя на мысли, что это не суд, а модный салон. Появилась мода на «русскую мафию», и швейцарская юстиция решила от моды не отстать. Ну, а раз это салон, то и я позволю себе салонную притчу. Один рыбак поймал маленькую рыбку, но ему было в этом неудобно признаваться, однако и лгать особенно не хотелось. Тогда он рассказал своему другу, что поймал среднюю рыбку. Тот, рассказывая, сказал, что его друг поймал большую рыбу, а уже следующий рассказчик с восторгом удивлял всех, что один его знакомый поймал на удочку кита. Слушаемое сегодня дело обросло не доказательствами,
а полицейскими рапортами. И уже через год можно будет сказать про каждого из сидящих в этом зале адвокатов: «Да ведь Манье, Реймон, Дрейфус, Маурер — они же все солнцевские». Да, сказать можно все что угодно. И сегодня Михайлова можно обвинить в том, что он является лидером «Солнцевской» преступной группировки. Но в таком случае надо будет бояться не Михайлова, а швейцарскую юстицию, которая способна судить человека только на основании слов, но не на основании фактов.
Все две недели процесса женевский адвокат Паскаль Маурер был задиристым и шумливым, скорым на острые реплики и потешные эффекты, которые зачастую веселили зал. Я уже говорил, что репортеры прозвали его Рыжим. Но в день его «тронной» речи в процессе Михайлова Маурера невозможно было узнать. Признаться, во время суда я не раз задавался вопросом: как этот, безусловно, грамотный, но больше похожий на циркового клоуна, нежели на юриста, человек мог возглавлять женевскую коллегию адвокатов? Ответ на этот вопрос я получил во время заключительной речи Маурера. Он был сосредоточен и немногословен. Его речь длилась больше пяти часов, и все же я продолжаю утверждать, что Маурер был лаконичен. Ни одной пустой фразы. Ни одного красивого сравнения, ни одной шутки, никаких заискиваний или заигрываний с составом суда, к которым нередко прибегают адвокаты. Господин Маурер словно заново пролистал все 72 тома уголовного дела, по которому его подзащитный 785 дней находился без всяких на то оснований в тюрьме. Он дал исчерпывающую оценку каждому документу, не упустив мельчайших деталей. Во время этой многочасовой речи то и дело хлопали двери — это покидали зал самые нетерпеливые. Но и судья, прекрасно с делом знакомая, и присяжные, которые о его сути узнали только за эти две недели, Маурера слушали с неослабевающим вниманием.
Казалось, что после этого убедительнейшего доказательства невиновности Сергея Михайлова Алеку Реймону просто не о чем будет говорить, но речь Реймона была блистательной. Блистательной как по форме, так и по содержанию.
— Здесь выставлено 72 тома уголовного досье, — начал свою речь мэтр Реймон. — Что же содержится в этом досье? Я отвечу — воздух! И на этот воздух потрачены миллионы франков. Поэтому завтра, господа присяжные заседатели, вы скажете «Не виновен». Иначе нельзя, иначе невозможно.
Читать дальше