Вячеслав Вигриян - Гражданин Империи

Нюра долго и со знанием дела отчитывала козу. Степан, стоя на крыльце, только диву давался: словарный запас его жены мало того, что был воистину неиссякаем, так еще и изобиловал такими терминами и оборотами речи, которые молодая, приличная девушка из хорошей семьи знать как бы и не должна. Он и сам, конечно, не прочь был временами ввернуть крепкое словцо, но чтобы вот так… Да, ему еще многому придется научиться у Нюры.

– Что за шум, а драки нет? – произнес он наконец, заметив, что энтузиазм у любимой потихоньку идет на убыль.

Нюра, оказывается, только сейчас увидела Степана. Щеки ее вмиг стали пунцовыми, глаза стыдливо забегали из стороны в сторону.

– Ты что, тут был все это время?

Степан с серьезным видом кивнул.

– Ой стыдно-то как!

Ага, стыдно ей, держи карман шире. Глаза-то хитрющие. На публику играет небось. В данном случае, на него с козой.

– Я больше так никогда не буду, честное слово!

Простить ее, что ли, или непрощенной пускай побегает пока?

– Ладно,– смилостивился наконец Степан.– Прощаю.

– Вот спасибо то! Ну и Евгению тогда прости заодно!

– А что Евгения?

Одно маленькое, но очень пакостное предчувствие посетило Степана, и теперь протягивало к нему свои мохнатые лапки.

– Да так. Форму твою немного подпортила. Я ее постирала спозаранку, на просушку вывесила, а она тут как тут. Еле спасти успела.

– Так все-таки успела? – он позволил себе облегченный выдох.

– Ну, то что осталось – да.

– Так, показывай, давай. Ах ты ж мать честная!!! – Степана затрясло мелкой дрожью, когда он увидел то, что протягивала ему Нюра. Кусок рукава. И больше ничего. Просто долбанный кусок рукава. Теперь уже Степан набросился на козу, а Нюра, скрестив руки на груди, с интересом слушала его словоизлияния.

– Полегчало?

– Да.

– Ну тогда завтракать пойдем.

– Нет, искупаюсь сначала.

– Так я же воды не успела нагреть!

– А и не надо. В холодной даже лучше.

Оно и вправду. Даже сейчас, ранним утром, жара на улице стояла немилосердная. Да что там на улице! В доме тоже было не продохнуть – только сквозняками и спасались. Пораспахивали все двери-окна, да так и держали круглые сутки.

– Нюр, а зима у вас здесь бывает?

– Зима то? – она сморщила лоб словно вспоминая. – Да, бывает. Как не бывать? Декабрь, январь и февраль. У нас второй урожай картофеля как раз тогда поспевает. И редиска в это время года тоже хороша: ни пустот в ней, ни трещин, и горечь не так сильно чувствуется.

– То есть снега нет? – уточнил Степан на всякий случай.

– Нет конечно. Мне про него отец когда-то рассказывал. А ты сам-то снег видел?

– Видел. Ладно, пойду, искупаюсь. Мне в лагере на девять утра надо быть.

Он подошел к ванной, установленной на кирпичах в увитой виноградом беседке, включил насос и она стала довольно быстро наполняться холодной, как лед, колодезной водой. Нюра подкралась к нему сзади, обхватила за талию руками:

– А что ты оденешь?

– Погоди, а коза камуфляжку тоже того…съела?

– Нет,– она весело рассмеялась, глядя на его испуганное лицо.– Я сняла ее от греха подальше. Да и высохнуть она успела уже.

– Ну и слава тебе, Господи,– в одно мгновение избавившись от одежды, Степан плюхнулся в воду, обдав окружающее пространство целым фонтаном брызг. Злорадно усмехнулся: истошный визг жены показался настоящей музыкой для его ушей.

– Ах ты вот так значит, да? – Нюра попыталась ухватить его за ухо, но тут же была поймана и водворена к нему в ванную.

– Ага, именно так. А теперь и вот так еще.

Отбиваться от цепких рук Степана она уже и не пробовала. Только мелко подрагивала: то ли от вожделения, то ли просто от того что вода была холоднее некуда, а может от того и от другого вместе.

В кабинете куратора сидели трое: сам Фридрих, молодая стенографистка с некрасивым, вытянутым, словно лошадиным, лицом да длинными наманикюренными ногтями, и розовощекий, круглолицый майор с неизвестными Степану эмблемами рода войск на петлицах.

– Знакомьтесь.

– Майор Терещенко. Особый отдел.

Степан крепко пожал протянутую руку и вопрошающе уставился на девицу.

– Хадувиг Пройсс,– Фридрих Подольский сам представил ее и приглашающее указал на стул посреди комнаты.

От самой же Хадувиг Степан удостоился лишь короткого кивка. Инициативу взял в свои руки майор Терещенко. Со Степаном он говорил подчеркнуто официально, слегка картавя при этом слова. Глаза его из-под набрякших век смотрели вполне миролюбиво и даже с толикой некоего уважения.