Роман Галкин - Один из семи

Катерина заинтересованно подняла брови, то ли удивляясь моей осведомленности, то ли не понимая, о чем я говорю.

– Доброе утро, Олег.

– Ты спрашиваешь или утверждаешь? Вообще странно, что вас, бессмертных, волнуют такие мелочи, как утро.

– Я уже пыталась тебе объяснить, что, находясь в физической оболочке, мы подвластны эмоциям, присущим вам, смертным. – Катерина продолжала крутить листик, наблюдая за его вращением.

– Катерина, – я впервые назвал это существо именем женщины, которую когда-то любил. – Я бросил свой бизнес, своих друзей, свою жену, наконец, вовсе не для того, чтобы разбираться в твоих внутренних ощущениях. Я хочу побыстрее покончить с твоими проблемами, или играми, и вернуться домой.

– Возможно, я открою тебе портал и ты сможешь при желании перемещаться сюда из своей мастерской…

– Так я могу приходить сюда из того подземелья? Как в дом Шалинского?

– Можешь, – кивнула Катерина. – Но только если я открою свою сторону.

– И что тебе мешает?

– А как ты себе это представляешь? Заходишь ты в свой кабинет на глазах у сотрудников, среди которых и твоя супруга, и исчезаешь непонятно куда и неизвестно на сколько. И так же точно появляешься.

– М-да… Но хотя бы сообщить о такой возможности можно было? Нафига я трясся по всем этим самолетам и автомобилям, если мог с утра пораньше, пока в офисе никого нет, спокойно перейти из своего подвальчика в… Кстати, где находится здешний, этот самый, портал? Случайно не в палате психбольницы?

– А это уже, извини, Олег, вопрос не ко мне, – Катерина встала и подошла к берегу пруда. – Обратись с этой претензией к тому, кто дал тебе возможности, не научив ими пользоваться. Ты представляешь собой путника, который катит рядом с собой велосипед, не догадываясь о том, что на нем можно ехать.

Вот тут она действительно права. Уже прошло целых шесть лет с того момента, как я впервые обнаружил в себе некие сверхчеловеческие способности. Однако так и не смог их изучить, ибо и не знал о них полностью. Первое, что я испытал тогда, была полная регенерация тканей, вплоть до восстановления удаленных некогда зубов. Далее – способность обходиться без сна и пищи довольно долго. Сколь долго – не проверял. Что еще? Способность ускоряться в экстремальных ситуациях и подзаряжаться от солнечного света. Все это выявилось еще в первый год. Потом же я просто пользовался своей неутомимостью, развивая бизнес, с развитием коего у меня оставалось все меньше времени на исследование своих внутренних ресурсов.

– И как я, такой несмышленый, смогу тебе помочь? – задаю резонный вопрос Катерине.

– Не знаю, – откровенно отвечает она. – Но ситуация такова, что мне необходимо использовать все возможности. В том числе и твои. Надеюсь, тот, кто дает тебе силу, не заинтересован в потере твоей оболочки и в критической ситуации сможет помочь. Насколько мне известно, однажды такое уже случалось, когда тебе были нанесены травмы, несовместимые с жизнью.

Я вспомнил корейцев, расстреливающих меня из автоматов. Не хотелось бы мне испытать нечто подобное снова.

– Думаешь, может до такого дойти?

– Здесь идет крупная игра. Дойти может до чего угодно, – в ее голосе послышались стальные нотки, не оставляющие сомнения в том, что эта красивая женщина может походя, в угоду своим прихотям, лишить жизни любого, оказавшегося на ее пути. А иначе я бы и не приехал сюда, если бы не опасался за жизни своих друзей.

– Но перейдем к делу, – Катерина вернулась на лавочку. – Мне известно, что Луноликий находится в конфликте с братом своей жены. Не знаю, что там они не поделили с Сатириным, но нужно попытаться разыграть эту ситуацию. Твоя задача сойтись с ним и узнать подробнее об их отношениях.

– Погоди, погоди. Как я с ним сойдусь? Кто я, а кто он…

– Кто он? – раздраженно прерывает меня Катерина. – Ну кто он? Всего лишь жалкий человечишка, хапнувший больше прочих. Ты же, хоть и такой же смертный, но обладаешь силой и возможностями вселившейся в тебя сущности. Пользуйся тем, что имеешь!

– Как пользоваться?

– А как пользовался, когда утверждался в своем городишке? – таким снисходительно-раздраженным тоном она со мной еще не разговаривала. – Ведь там ты был вообще никем.

– Тогда меня приперло, – оправдываюсь я. – У меня просто не было выхода.

– А сейчас есть?

От ее ухмылки на меня накатывает волна раздражения. Раздражения, прежде всего, на себя. Чего это я позволяю этому существу так с собой разговаривать?