Роман Галкин - Один из семи

– А я хочу, чтобы ты имел в виду, что перед тобой сидит опер. Понимаешь? Тот прежний опер, Васька Суровцев. А потому пугать меня опасностями – лишь раззадоривать. Понял? А если понял, то говори, что делать.

– Если бы я знал, что делать, то сделал бы сам. Потому и обратился к оперу, ибо не знаю, что делать.

Мы тогда проговорили до полуночи. Василий периодически звонил то своим подчиненным, то каким-то приятелям в столицу, отдавал распоряжения, консультировался, узнавал, может ли рассчитывать на помощь. В конце концов, мы договорились с ним об условных эсэмэсках и завалились спать. В пять утра я разбудил Василия, и он укатил в столицу.

На следующий день Суровцев встретил мой самолет и вел меня от аэропорта до штаба, а потом от штаба до дома, в котором мне была выделена сиротская квартирка. Далее, шелуша креветки и прихлебывая пиво, он поведал мне все, что ему и его помощнику удалось выяснить о деятельности «Партии Большинства». То, что эта партия проправительственная, ни для кого секретом не было. А вот то, что она активно копает под столичного мэра, мало кому известно.

– Они, конечно, все одним миром мазаны, эти политики, – говорит Василий. – Но методы, которыми эти твои большевики ведут борьбу, мне претят. Лить столько грязи, причем высосанной из пальца… А эта шумиха, устроенная ими на международном уровне, вокруг того, что Луноликий запретил проведение в столице гей-парада. С их подачи вся передовая зарубежная пресса негодует по поводу гомофобии Луноликого. В европейских столицах гомосеки устраивают акции протеста у наших посольств. Нет, ты видел в новостях, что там творится?

– Я как-то вообще не слежу за политикой, – пожимаю плечами. – А за жизнью сексменьшинств – тем более. И, если честно, не понимаю, как связаны гомофобия и геи?

– Что значит, как связаны? Гомофобы – это те, кто не приемлет гомосексуализм, – поясняет Василий.

– Погоди, давай разберемся, – наполняю бокалы пивом. – Что в буквальном переводе означает гомофобия?

– Что?

– Человеконенавистничество, так? Гомо и фобия. Или, может, я не прав, и слово гомо переводится как педераст?

– Так это что получается, – Василий ставит кружку на стол с такой силой, что из нее выплескивается часть пива. – Кто не гомосек, тот не человек?

– Получается, что кто-то очень хочет всем это внушить. По крайней мере, слово «гомофобия» для всех уже имеет определенное значение. Ну, да пошли они куда подальше! – возмущаюсь я. – Давай по делу.

– По делу могу пока мало что сообщить. Я здесь всего сутки. Пока ясно только то, что Луноликого пытаются опустить по полной. В Интернет выплескивается куча всякой дезы про его пьянство, распутство, взяточничество и тому подобное. Но ни Катерина, ни кто другой в качестве претендента на место главы столицы на сцену пока не выходит. Возможно, хотят сперва подготовить почву.

– Ну а народ как реагирует на все это?

– Ха, Олег, я, конечно, как уже говорил, занимаюсь этим всего сутки, но уже обратил внимание на абсолютно нулевую реакцию народа. Ты понимаешь, наш народ настолько привык к правителям-самодурам, что воспринимает все эти слухи как нечто вполне естественное, даже не задумываясь об их достоверности. Народ просто ловит «ха-ха», оставляя в инете комментарии типа «мужик жжет».

– Да, после президента-алкоголика, наш народ трудно чем-то удивить, – соглашаюсь я. – Ну а сам как реагирует?

– Ничего об этом узнать не удалось. Такое ощущение, будто никак не реагирует.

– Ладно, посмотрим, в какую игру попытаются втянуть меня.

***

На следующий день Василий пропал. Утром он уехал, пообещав появиться с отчетом к вечеру. Вечером не появился, на мои звонки не отвечал.

В восемь часов за мной приехала машина. Теперь я специально обратил внимание на верхние этажи здания, в котором разместился партийный штаб. Зрение, повинуясь моему неосознанному желанию, перестроилось, и я увидел сквозь тонированные стекла кроны деревьев. Снова на входе встретил Руслан. На этот раз он лишь кивнул и пригласил следовать за ним. Я хотел было сказать ему какую-нибудь гадость, но решил не превращать это в традицию и сдержался. Мы вновь поднялись в парк, где меня ждала Катерина. Сегодня она не кормила рыбок, а сидела на лавочке, вертя в пальцах кленовый листочек.

– Ну что, – говорю вместо приветствия, опускаясь на другой конец лавочки, – я готов к получению задания партии. Только не заставляй меня поддерживать акции протестов сексуальных меньшинств.