Алексей Резник - Гробы спасения

– Отстань! – ее гневный окрик подействовал на Кольку не хуже пощечины. – Ты что не понимаешь – у меня дедушка умер! А я здесь с вами дураками водку пью, как последняя шлюха!

И с этими, ошарашившими всю ее привычную компанию, словами, Марина Астахова выбежала из дома своего дружка с тем, чтобы никогда уже сюда не возвращаться.

Более чем необычный цвет багрово-лиловых туч, подгоняемых постепенно усиливавшимся свежим ветром вызвал в смятенной душе девушки непонятный восторг, смешанный с почти суеверным страхом. Она пинком распахнула калитку и бегом побежала вдоль по улице по направлению к городскому Клубу Ветеранов, где, как она знала, выставлено для всеобщего прощания тело ее дедушки. Ее любимого и единственного дедушки, которого у нее уже никогда не будет, и которого она так жестоко обижала все последние годы его жизни. Внезапное прозрение, окрашенное багрово-лиловым отрезвляющим светом, принесенным порывом свежего ветра откуда-то с далекого-предалекого юга, обрушилось на Марину многотонной лавиной позднего раскаяния и горького стыда. Она громко разрыдалась и еще быстрее побежала по направлению к Клубу Ветеранов, интуитивно боясь к чему-то опоздать, к какому-то важному событию, которое, как начало казаться ей, вот-вот должно было состояться….

Николай Иванович Орлов подошел к двустворчатым стеклянным дверям вестибюля и остановился, пораженный открывшимся перед ним видом ночного неба. Оно представилось ему в совершенно ином виде, чем пассажирам лимузинов правительственного кортежа, сломя головы, мчавшихся попытаться ухватить за хвост неумолимо ускользавшее в розово-фиолетовую неизвестность бессмертие. Огромные звезды, составлявшие совершенно незнакомые для северного полушария созвездия, усыпали сочный темно-фиолетовый бархат низкого теплого неба, сотни никогда не нюханных Орловым ароматов: терпких, ванильно-сладких, медовых, мускусных, остро-кислых, нежных цветочных, состоявших из абсолютно незнакомых обонятельных ингридиентов и многое-многое другое, что по сути своей составляло море запахов ночных амазонских джунглей, в композиционной основе которых все более выпукло начинал превуалировать один-единственный могучий запах – запах свежести, каковой мог испускать лишь исполинский поток пресной воды. И как доказательство этого невероятного явления, председатель городского Совета Ветеранов услышал вдали нечто, более всего напоминающее рев огромного водопада…

Николай Иванович оглянулся и увидел, что его старинный друг Павел Петрович Астахов сидит в своем золотистом гробу и приветливо ему улыбается младенческой, мало пока, что-либо понимающей улыбкой.

– Ты, ты… не умер что ли?! – отвисла хорошо выбритая нижняя челюсть Николая Ивановича. – Притворялся что ли?!

Мощный и внезапный порыв ветра со звоном распахнул входные двери, и в вестибюль ворвался свежий порыв ветра, принесший с собой целый сонм причудливых запахов амазонской ночи, а вместе с ним – крики попугаев, встревоженные вопли обезьян и перекрывающий все остальные звуки рев чем-то разъяренного ягуара.

Николай Иванович бросился к дверям, чтобы плотно прикрыть их, не дав, тем самым, ворваться в вестибюль голодному ягуару.

– Да не суетись ты так, Коля! – сильным, совсем не стариковским голосом, весело и даже озорно крикнул старому другу лоснившийся розовой кожей, помолодевший лет на сорок, Паша Астахов. – Это просто ко мне сейчас приплывает на настоящей пироге мой старый-старый друг!

– Возьми меня с собой, Паша! – в каком-то исступлении закричал Николай Иванович. – Христом Богом прошу!

Павел Петрович Астахов не успел ответить, потому что с противоположной стороны вестибюльных дверей раздался удар такой силы, что Николай Иванович отлетел в сторону, а в помещение вестибюля ворвалась зареванная Марина Астахова.

– Дедушка – любимый мой, родной! Прости меня! – бросилась она к деду.

– Внученька, родненькая моя! – крепко прижал к себе Павел Петрович вздрагивавшую от рыданий Марину. – Ну что ты?! Я же люблю тебя и так теперь рад, что с твоих глаз спала пьяная пелена, и ты стала тем, кем я хотел тебя видеть!

– Так ты возьмешь меня с собой или нет?! – прервал Пашу дрожавший, как в лихорадке, гвардии полковник в отставке Орлов.

– Там место только для одного пассажира! Так что прощай, Коля!

– А меня – дедушка?! Меня ты возьмешь с собой – ты же уходишь от нас не в страну смерти, а – в сказку! Ты мне всегда маленькой рассказывал сказки – ты же помнишь?! Ты не можешь оставить здесь меня одну! Не можешь! Дедушка!