И. Намор - В третью стражу

— Так мне господин полковник и намекал: мол, Вощинин меня чуть ли не за Малюту Скуратова, не к ночи будь помянут, держит, знакомства чурается. За версту, да дальней дорогою обходит. Потому и поручил переговорить с вами мне, вашему непосредственному начальнику, так сказать…

Внутри Дмитрия всё замерло. Показалось, будто часть его нутряного естества оборвалась и скользит куда-то вниз, словно ледянки с горы в детстве, а впереди — полынья парит разверстым зевом. Сил нет, даже зажмуриться.

«Так. Выпрямимся ещё больше, подбородок вверх, губы подожмём. Самую мерзкую гримасу оскорблённой полковником Зайцовым [21] Зайцов Арсений Александрович. Начальник контрразведки РОВС. невинности изобразим».

— Василий Васильевич. Господин капитан. Я не понимаю. Если есть какие-то сомнения в эффективности моей работы или преданности общему Делу… — Дмитрий так нажимал на голос, что тот ожидаемо дрогнул. Чрезвычайно драматически, надо отметить, и крайне уместно.

А внутри Орехова, поначалу благостно взиравшего на начинающуюся истерику, будто пружина развернулась.

— Встать! — Гаркнул он совершенно по-строевому. — Смирно! Господин юнкер, извольте вести себя как русский солдат перед офицером, а не как венсенская бл*дь перед клиентом!

И уже совершенно иным тоном с лёгкой долей сарказма, вполголоса добавил, обращаясь, будто не к вскочившему по стойке «смирно» Дмитрию, а к некоему третьему собеседнику: — «Дома мы не можем, дома нас тошнит…»

— Садитесь, юнкер. Слушайте и запоминайте…

Разумеется, это была не просьба, а прямой и недвусмысленный приказ: выехать ближайшим поездом в Берн, по пути проверяться на предмет отсутствия слежки (это должны были уметь все члены РОВС, даже сотрудники Орехова). На вокзале пункта назначения посетить ресторан и сделать заказ, в котором обязательно должны быть две меренги, если всё чисто, или три эклера, если замечен «хвост».

— А дальше?

— К Вам, юнкер, подойдет человек в тирольской шляпе с чёрной пряжкой справа на сине-жёлтой ленте. Он попросит у вас спички, отдадите ему этот коробок.

В кабинет Орехова, постучавшись, вошла секретарша. Аннушка. На неё у Вощинина были свои виды, но это, разумеется, могло подождать. Сняв с подноса и поставив на стол чашку кофе и блюдечко-сахарницу, где сиротливо лежали три кусочка синеватого рафинада, она неслышно удалилась, покачивая бедрами и помахивая подносом.

— В Берн поедете вот с этими документами, — Василий Васильевич протянул Дмитрию паспорт подданного греческой короны, на имя Димитриоса Халкидиса.

— Но я не знаю греческого, — попробовал «трепыхнуться» Дмитрий, — только классический.

— Как известно, в Греции есть всё, — усмехнулся Орехов. — Значит, может быть и грек, не говорящий на языке родных олив. Пейте кофе Митенька, не ровен час, остынет…

После Берна были Андорра, Гранада, Берлин, Марсель…

Полковник Зайцов тешил себя иллюзией того, что использовал Дмитрия «втёмную» как мальчишку-курьера, несущегося на велосипеде за пару франков не разбирая дороги, лишь бы успеть. Не знал он лишь одного: все его «посылки» и письма «на деревню дедушке», прежде чем попасть к адресатам, проходили через руки сотрудников «группы Яши» [22] группа Яши» — особое подразделение 1-го отделения ИНО ОГПУ (внешняя разведка) под руководством Якова Исааковича Серебрянского. Специализация — разведывательно-диверсионная деятельность на территории Западной Европы. Группа напрямую подчинялась руководителю ОГПУ/НКВД. , чувствовавших себя в мутной воде русской эмиграции лучше, чем матёрая щука в пруду с карасями.

«Детская возня на лужайке» агентов РОВС была не очень-то по душе и французским властям, особенно их контрразведке активно внедрявшей своих агентов в эмигрантские круги. Рано или поздно терпение «белль Франс» должно было лопнуть.

В начале ноября 1935 года, в Марселе, Вощинину «на хвост» сели прыткие мальчики из Сюрте. По крайней мере, так было написано в удостоверении одного из них, достаточно неуклюжего, чтобы пару раз поскользнуться на граните набережной и, к несчастью, упасть в воду головой вниз, точно на остов полузатопленной лодки. Уже без бумажника.

Провал из туманной возможности превращался в грубую реальность. Обиднее всего было то, что Дмитрий, попадись он французским «коллегам», сел бы в тюрьму или отправился на Кайенскую каторгу как белогвардейский террорист.

В ответ на запрос о дальнейших действиях, Дмитрий получил из Центра жесточайший разнос за «бандитские замашки», ехидно озвученный куратором за чашкой кофе в одном из монмартрских бистро. Вопрос «куды бечь?», грубо сформулированный самим ходом событий, получил ответ в виде однозначно трактуемых распоряжений руководства группы советской разведки во Франции. Согласно им, Вощинин уже на следующий день пришёл в редакцию «Часового», открыл практически ногой дверь в кабинет редактора и устроил без малого «гран шкандаль» с хватанием «за грудки», обещанием вызвать на дуэль и тому подобными атрибутами дворянской истерики. Лейтмотивом скандала служила тема инфильтрованности РОВС большевистскими и французскими агентами, охотящимися на истинных патриотов России как на полевую дичь, сформулированная обычно вежливым Дмитрием весьма резко, если не сказать — матерно. Орехов отреагировал на обвинения, как в свой адрес, так и в адрес «ведомства Зайцова» неожиданно спокойно и предложил временно «уйти в тень», взять своего рода долгосрочный отпуск «без содержания».