Михаил Ахманов - Третья стража

Начало июня, Адриатическое побережье

Хорватии, Сплит

В подвале его дома лежал пришелец. Во всяком случае, не человек – в том, как устроены люди, Глеб, хирург с изрядным опытом, разбирался отлично. Вскроешь пациента, и никаких тебе чудес: слева – сердце, справа – печень, легкие и желудок тоже на положенных местах, а внизу свое у женщин и свое у мужчин. Конечно, за годы практики в Питере, на Кавказе и в Сплите попадались уникумы, но не часто: однажды – сиамские близнецы, и три-четыре раза – больные с довольно странными аномалиями. Но сердце было у всех. Сердце, кишечник, почки и все такое. Случалось, дышали с трудом, хрипели, булькали, но без воздуха никто не обходился.

Этот тоже дышал – один раз в четверть часа. Однако сердечный ритм и биения пульса не прослушивались, и просьб насчет еды и питья тоже не поступало. Разумеется, никаких естественных выделений. Лежит больной на спинке, конечности вытянул, уставился взглядом в потолок, молчит, ничего не просит, не жалуется, только тихо вздыхает четыре раза в час. Можно сказать, идеальный пациент! Хоть оперируй без наркоза, бровью не поведет! Знать бы только, что с ним, какие пилюли давать и где резать… В другой ситуации Глеб отвез бы его в госпиталь, показал коллегам Бранко и Воиславу, и сунули бы они недужного под рентген, затем в томограф и церебральный сканер, разобрались бы, что там у него внутри, а если бы не вышло, так экспертов вызвать – дело недолгое. К такому чуду слетелись бы все мировые светила, от Штатов до Японии!.. Однако случай был не тот – пришелец, когда еще мог говорить, ясно выразил свою волю. Глеб привык уважать желания больных в части конфиденциальности, так что пришлось обойтись без огласки.

А как лечить?.. Ведь человек – или нечеловек?.. – явно болен, хоть не выказывает внешних признаков страдания. И шел он не куда-то, а к нему, к доктору Глебу Соболеву, о чем было сказано понятным языком. Кстати, по-русски, а не на хорватском! Не в госпиталь шел, а в его дом! В их дом с Мариной, только…

Глеб проглотил застрявший в горле сухой комок и закончил: только Марины уже нет… Нет Марины, и никогда не будет!

Словно подтверждая это, пришелец вздохнул – тихо, едва слышно.

Странный вздох – губы не раскрылись, не затрепетали ноздри, и грудь не поднялась… Куда же воздух девается?.. – подумал Глеб. Пусть у него легких нет, но объем вдыхаемого газа должен где-то разместиться… Вдох долгий и вроде бы глубокий, не меньше трех литров втянул… И где они, эти литры?..

Он наклонился над странным существом, приложил ухо к его обнаженной мускулистой груди, но ровным счетом ничего не услышал. Выдоха, как обычно, не было. Гладкая кожа холодила ухо, но этому Глеб уже не удивлялся – температуру пришельца он измерил еще в первые дни. Она была точно такой, как в подвале, – двадцать и две десятых градуса. Неделю назад, когда он включил калорифер, температура поднялась до двадцати пяти и трех – похоже, пришелец был в тепловом равновесии с окружающей средой. Такие эксперименты отвлекали Глеба от тоскливых мыслей о Марине.

Ну, и как его лечить?.. Никак! Еще со времен института он твердо усвоил правило: не знаешь, что делать – не делай ничего и наблюдай. Наблюдал Глеб уже больше двух недель, с середины мая. Нормальный человек за это время мог умереть или пойти на поправку, но его пациент явно не был нормальным. Хотя по внешнему виду – включая особенности мужской анатомии – от человека не отличался. Волосы на голове светлые, стрижен коротко, лицо обычное, не красавец, но и не урод. Правда, кое-какие странности Глеб отметил: стоило отвести глаза, как черты пришельца словно бы выпадали из памяти. Физиономия самая подходящая для секретного агента! И еще одно – волосы у него не росли. Ни волосы, ни ногти. Любой покрылся бы щетиной за две недели, а у этого кожа оставалась гладкой, без единого волоска. Гладкой, бледноватой и очень упругой. Не кожа, а прямо-таки прочный пластик!

Вздохнув, Глеб отодвинулся от старой тахты, на которой лежал пришелец, выключил свет и, нашарив перила, стал подниматься по лестнице. В их с Мариной доме в подвал можно было попасть через прихожую, где имелась для этого низкая дверца. Прихожую – Марина называла ее холлом – украшали горшки с цветами, шкаф, старинный столик красного дерева и большое зеркало. Еще висела тут Маринина фотография: головка склонена к плечу, темные волосы разметались под ветром, на губах улыбка, ямочка на щеке…