Александр Казимиров - Забулдыжная жизнь

— Как же ты на маму похож, Хомячок! — с нежностью говорила она и целовала Степу в глазки.

Хомячок жмурился, вырывался из бабкиных рук и убегал в свою комнату. Любимыми игрушками малыша были плюшевый медведь и тряпичная обезьяна. Степа сажал их на кровать и говорил те слова, которые слышал от бабушки. Он вообще старался подражать ей во всем. Иногда он жалел, что родился не девочкой, но быстро забывал об этом и вспоминал лишь во дворе, когда цапался с мальчишками. После ссоры он забегал домой и делился с медведем и обезьяной своими обидами. Он искренне верил, что плюшевые друзья сочувствуют ему.

— Не переживай, Хомячок, — успокаивала бабушка. — Вырастешь, и все обиды забудутся или покажутся смешными.

Она разговаривала со Степой как со взрослым и это нравилось ему, придавало уверенности. Бабка не особо сюсюкалась с внуком, но для полноценного воспитания ей все же не хватало мужской твердости. Степу все больше тянуло к девочкам. С ними было проще и безопаснее. Никто не обзывался, не лез драться, не отнимал игрушки. Девочки лепили из песка куличи, нянчились с куклами и относились к Степе как к подруге. Мир, в котором жили дворовые мальчишки, отдалялся от Степы все дальше и дальше.

Тихо и незаметно пролетело время. Школа встретила сироту в штыки. Одноклассники посмеивались над мальчиком с девчачьими повадками. При случае жестоко подшучивали над ним. Степа не отвечал грубостью на грубость, он как бы отходил в сторону, стараясь не замечать нападок. Дома он не жаловался; на вопросы о делах отвечал: «Все хорошо, бабуля!» Педагоги его нахваливали и ставили одноклассникам в пример, тем самым вызывая очередную волну насмешек.

— Степанида, почему ты не заплела косы? — ехидничали пацаны и злорадно смеялись.

Иногда они дрались между собой, дрались жестоко — до крови. Степа избегал потасовок и тайно радовался, что над ним только подшучивают, а не бьют. Со временем мальчишки потеряли к однокласснику интерес. Он стал неприкасаемым изгоем, которого никто не замечал. Это обстоятельство ничуть не удручало Степу. Ему было уютно в своей прозрачной скорлупе.

В свободное время Степа помогал бабушке по дому. Та учила его шить на машинке, готовить и прочим необходимым в жизни навыкам. Если бы Степа родился девочкой, то из него бы вышла идеальная жена и хозяйка! У него и в движениях присутствовала женская пластика и мягкость. Надень на него парик и платье — и никто сроду бы не отличил парнишку от симпатичной, худощавой девушки.

Степе повезло не только с родителями, но и со здоровьем: в армию его не взяли. Облегченно вздохнув, он пошел на курсы парикмахеров и выучился на мужского мастера. Осознанно или нет, но с некоторых пор его, словно женщину, потянуло к противоположному полу. Не в смысле — переспать, а в смысле заботы.

Он знал о строении волос абсолютно все. Ежедневно оттачивая мастерство, Степа, как скульптор, отсекал лишнее. Придавая непослушной шевелюре нужную форму, он подчеркивал овал лица и мужественность клиента. К нему записывались заранее как к лучшему специалисту в городе. Степа этим очень гордился. Можно сказать, он нашел себя в жизни.

Каким-то непостижимым образом в коллективе узнали детское прозвище Степы. Девушки-парикмахеры малость пошутили и совершенно забыли его имя. Отныне для всех он стал Хомячком, высоким худым Хомячком с огромными ясными глазами.

В огромное зеркало Лобов наблюдал как к нему, вихляя бедрами, спешил парикмахер.

— Как всегда? — спросил тот, чуть задыхаясь, и замотал клиента в простыню.

— Как всегда, Степа! — с долей сарказма ответил Лобов. — Ты когда свои ужимки бросишь?

Хомячок нисколько не смутился.

— Что поделаешь, Сергей Александрович? Антураж! Женский коллектив накладывает отпечаток — непроизвольно перенимаешь манеры. А вас раздражает мое поведение?

— Не то чтобы раздражает, — Лобов поморщился. — Ты же знаешь, как я отношусь к «этим».

— Я не «этот»! Давайте закроем тему. Я не собираюсь ходить вразвалочку, как ваши «быки», и греметь пудовыми погремушками на шее. У меня свой стиль. Если не устраиваю, найдите другого мастера! — нахохлился Степа.

— Не ерепенься! И, вообще, хватит демагогию разводить. Времени в обрез, дела у меня, — оборвал Лобов никчемный спор.

В руках Хомячка бабочкой запорхали ножницы. Придав клиенту надлежащий вид, Степа по-бабьи сложил ладошки.

— Бриться будем, или оставим все как есть?

— Побрей, — словно отмахнулся Лобов.