Олег Фомин - Руины Арха

Игры в компании четырех жриц – всего лишь разогрев, во мне пробуждают все дикое, делают из мальчика животное, впереди испытание, что ждет на вершине шелковой горы, за облаками занавесок, под наркотиком кажется, что гора эта покруче Эвереста, на такой может жить только богиня, не меньше, и скоро меня туда допустят, вон ее огромная, как мир, тень, Клыкопатра скидывает жреческий халат, пасть раскрывается цветком, эхо нетерпеливого, гневного, но все-таки нежного зова, она умоляет, и нет сил противиться…

Время теряет границы.

Клыкопатра – самое прекрасная на свете. Лишь такие женщины и могут быть прекрасными. Тощие модели хороши для журнальных обложек, но когда доходит до постели, эстетику к чертям, плоть хочет плоти, чем больше, чем лучше, так устроила природа, дикая, жадная, беспощадная. Знаю, что умру прямо на Клыкопатре, от истощения, сердце не выдержит зверской нагрузки, но остановиться не могу, не хочу. А потом она меня сожрет, но я не почувствую, даже если буду жив. Наркотик усыпил болевые рецепторы, я свободен как ветер, нет в Руинах смерти лучше, чем эта…

Надеюсь, Борису удастся сбежать.

Мысль о нем стала ниточкой, за которую остатки сознания зачем-то еще держатся, не дают горячему потоку экстаза утащить меня на дно.

– Тише, парень, тише!..

Откуда голос, не понять, перед глазами вязкая тьма, не знаю, с чем сравнить, время такое хаотичное, плывет, словно отхожу от глубокого наркоза после операции.

– Ты, конечно, герой, но это чересчур…

Разводы стекаются в более-менее четкие линии, в мозг возвращается способность соображать, обнаруживаю себя на стене, привязан к ней тягучими, но крепкими нитями белесого оттенка, вокруг суетятся красные пауки. Происхождение нитей стало очевидным. Меня тошнит, обзор еще качается…

Качается и фигура в карамельном плаще, высоких сапогах со шпорами. На плече Бориса моя энергопушка.

Борис щелкает перед моим носом пальцами.

– Раз, два, три, Том, я Джерри, прием.

– Ч… чего? – выдавил я.

Борис просиял.

– Гляди-ка, соображает!

Поднес к моим ноздрям какой-то флакон, и в мозг будто заехал кулаком Тайсон, в глазах потемнело. Странно, как еще в себя-то пришел. И что еще удивительнее, взгляд стал яснее, дурман отхлынул.

Я все еще в покоях Клыкопатры, но в другой части. Помещение задымлено, запах паленого мяса, занавески обожжены, некоторые горят, подушки вспороты, заснежены пухом, на шелках брызги крови. Замечаю оторванный палец. Женский.

– Что случилось?

– Лучше не видеть. И туда не забирайся, – Борис указал на пирамиду ложа Клыкопатры, – там еще страшнее. Хорошо, что занавесок много. Мощная все-таки штука твоя плазма.

Пушка с плеча шлепается в ладони Бориса, оглядывает ее всю. Штык-нож рассекает нити, что крепят меня к стене, падаю на четвереньки. В теле слабость, даже в таком устойчивом положении шатаюсь.

– Культ остался без символа, – сказал Борис. – Теперь эти уроды будут охотиться за нами по всем Руинам.

– Сперва бы отсюда выбраться.

– Не вопрос. Мы в комнате одного из лидеров.

– И что?

– В княжьих покоях любой крепости всегда есть потайной ход на случай осады.

– И как его найти?

– Паучки нашли.

Счищаю с себя паутину, Борис принес мои штаны. Дает выпить какого-то бодрящего зелья, эффект почти мгновенный. Ни головной боли, ни ломоты, мышцы наливаются свежей силой.

Борис вернул мне плазму.

– Штука хорошая, но с моим закадычным дружком привычнее.

Из-под борта плаща вылез дробовик, двойной щелчок, оружие готово плевать смертью. Борис осклабился.

– Готов в Руины?

– Как к себе домой.

– Слушай, – говорю, когда бегу за Борисом по тесному коридору потайного хода, – а почему ты приказал своим паучкам приклеить меня к стене?

– Ты был слегка не в адеквате.

– Ну, это понятно. А что, представлял угрозу?

– Еще какую! Я чуть не обделался. Я же стащил тебя прямо с Клыкопатры, когда ты ее это самое…

– Интересно, как это выглядело со стороны?

– Жуть как эпично! А когда я ее пристрелил, ты кинулся на меня.

– Чтобы убить?

– Хуже. Видимо, я лишил тебя дикого источника наслаждения, поэтому ты решил найти ему замену в лице моей скромной персоны.

– Ого! Надеюсь, я не успел ничего такого…

– Спасибо моим паучкам, вовремя тебя скрутили, век за них молиться буду.

– Я тоже.

Мы резко свернули направо, приходится нагибаться, чувствую себя крысой в норе, света почти нет, камни и воздух здесь светятся почему-то едва, у меня вся рожа в старой паутине.