Олег Фомин - Руины Арха

Спускаемся по винтовой лестнице в огромный двухэтажный зал, конвоир ведет по широкому огороженному карнизу, а я смотрю вниз, открыв рот.

Местечко – смесь ада с заводским цехом. Ритмично шипят паровые струи, грохочут моторы, треск разрядов, в проходах между агрегатами и загонами для монстров бурлят потоки рабов, красных плащей, волкоршуны, скелеты, летают гневные возгласы, вспыхивают удары хлыстов.

Тощий ведет к полукругу площадки с парапетом, оттуда за фермой наблюдает еще один в красном плаще, чуть меньше Гюнтера, но все равно внушительный, подходим к нему в момент, когда запрокинул голову и льет в пасть из фляжки. Клыки золотые, как у Гюнтера, но десны кровоточат, видимо, пересадку сделали недавно. У сапог лужа розовой слюны.

– Брат Базиль, свежее мясо! – подхалимски пробулькал тощий.

– Вовремя…

Базиль сажает флягу на пояс, довольный рык.

– У меня как раз на плантации яростков одну дуреху придушили. Жаль, аппетитная была девчонка, планировал ею полакомиться, а теперь только жмых останется… В общем, понял?

– Да, брат Базиль, – кивнул тощий слишком низко. – К яросткам.

Снова пихнул меня в хребет, более грубо.

– Шагай, котлета!

Ну все.

Я развернулся, кулак взлетел в апперкот, смачный хруст, тощего подбросило, перевернуло, грохнулся на пол спиной, изо рта выбил бордовый фонтанчик. Он завалился набок, скулеж прерывается кашлем, пасть сквозь ладони стреляет кровью, под щекой уже набрызгало лужу.

Пыхчу с занесенным кулаком, едва сдерживаюсь, чтобы не пинать ублюдка, и не пойму, зачем. Пинай, все равно волкоршуны порвут…

Кстати, почему не рвут? Должны ведь, слышу, как шипят.

Но управление ими как-то перехватил Базиль, отступили под его ладони, голосят из-под них, но броситься не смеют.

К моему удивлению, Базиль не только не пришел в бешенство, но и расхохотался в потолок, под завывания тощего.

– Да тебя, парень, не на ферму, а на арену! – сказал, отсмеявшись. – Я бы на тебя поставил, по крайней мере, в отборочных битвах. Ладно, доведу до яростков сам.

Базиль, не обращая внимания на тощего, проходит мимо меня, волкоршуны огибают с двух сторон, злобный шелест язычков, щелчки клювов, монстры уходят с новым хозяином. Сплевываю на плащ тощего, тот скукожился, подвывает. Я пошел за Базилем.

Спустились на первый этаж. Базиль расчищает дорогу как ледокол, кручу головой, всюду дворцы механизмов, загоны с тварями. Вот полуголые рабы крутят какие-то рычаги, похожи на гребцов на галере, между ними слоняется культист с рычеметом. Сквозь детали машины проскакивают молнии, наверное, генератор… А с другой стороны бродит раб в резиновых сапогах и перчатках, по колено в чане с кишащими плитожуками, лопата черпает горки яиц, их глотают ведра, которые уносят скелеты. А вот там пленники кормят свежим мясом, рискуя сами стать обедом, волкоршунов-щенков. Или птенцов – как посмотреть. Хочется блевать от запахов крови, пота, навоза, прочих миазмов, но я лишь прокашлялся.

– Пришли, – рыкнул Базиль.

Отступил вбок, и я увидел каменный забор высотой с меня, посередине вход, за ним в тусклом свете настенных нерводов шевелится гуща яростков. Движения говорят, что недавно кого-то поймали, теперь всасывают драгоценные соки.

Яростки… Один такой чуть не отсек мне кисть. Присел я как-то в коридорчике отдохнуть, оперся ладонью на ползучую тонкую лиану, а она возьми да и скрути запястье, еще и шипы выскочили. Хорошо, Борис был рядом.

Борис. Сквозь меня, как призрак, пролетела черная тоска. Где ты сейчас?

– Эй, Лаура! Встречай свежее мясо! – вернул самообладание голос Базиля. – Такое же свирепое, как ты!

Вернулась злоба, обратная сторона заячьего страха, без нее навалил бы в штаны уже тонну, а так вроде как орел. Губы стянулись в узел, я повернул голову и чуть поднял, как Базиль.

На верху стены лежит, как кошка, смуглая женщина с черными пружинами локонов, такими с ног сбить можно, если хорошо крутануть. Плащ красным языком свисает со стены, в кулаке свернут хлыст, плиту чешут когти перчатки. Черное платье до щиколоток, юбка пышная от складок, талию стискивает темно-красный корсет.

Женщина вскочила на корточки, хлыст разматывается, шлепается под стеной, змея веревки упруго закачалась, подметает с плит пыль, теперь женщина в позе горгульи, такими украшают готические соборы.

Прохрипела по-испански. Не понял ни слова, но по интонациям что-то вроде «Наконец-то!».

Челюсти серебряные. Выше рангом, чем меднозубый тощий, но ниже обладателей золотых клыков. Губы, само собой, не смыкаются, с подбородка свисают слюнные нити, щеки надрезаны, края надрезов заклепаны в узорчатые кожухи. В общем, ей будто вживили капкан. Барака из «Мортал Комбат» был бы тут королем.