— Да, хотел, — румянец разлился на его щеках.
— Катерина, скажите, — обратился он уже к девушке, стоящей не позади, а напротив него, — Вы не хотели бы сегодня прогуляться со мной?
Она расплылась в улыбке, но не такой улыбке, когда человеку говорят что-то неожиданное (приятное или неприятное, без разницы), не такой улыбке, когда получаешь долгожданный подарок, не блаженной эмоции после первого поцелуя, это все не то. В той улыбке, когда происходит что-то новое, доныне незнакомое и неведанное. Так, вероятно, улыбалась Алиса, стоя перед дверью и держа в руках ключ, так улыбался и Маленький принц, впервые ступив на нашу землю, так улыбалась и маленькая Мэгги, увидав молодого священника, который вскоре поднимет ее на своих нежных и сильных руках.
— Почему бы и нет.
— Кэт, извини, — строго и беспрецедентно вмешалась Мэг, — можно тебя на секундочку.
Они вышли в соседнюю комнату, намного хуже освещенную, нежели та, где сейчас растеряно пребывал в ожидании юноша.
— Ты даже его не знаешь, — сердито шептала Мэг почти на самое ухо девушке, — куда ты пойдешь? Кэт, ты вообще думаешь своей головой?
— Да думаю я, — она тоже начинала злиться, — ты ведь сама слышала и имя, и фамилию. И откуда он. Боже, Мэг, если бы все думали, как ты, так никто ни с кем и не знакомился бы, и не дружил, не влюблялся, не женился, да и не жил. Нельзя знакомиться уже со знакомыми. Тем более, ты же подошла ко мне когда-то? Ведь я тоже могла оказать плохим человеком.
Мэг запнулась на мгновение, взглянув на Катерину, будто родитель на ребенка, который слишком много понимает, а потом заговорила:
— Тогда значит, что я увидела в тебе что-то хорошее, и поэтому подошла.
— А почему ты думаешь, что только ты можешь видеть в людях что-то хорошее. Разве я глупее? Или ты думаешь, что я ребенок, за которым нужно постоянно наблюдать, которого нельзя отпустить ни на шаг одного? — небывалая сила, дополненная частями самостоятельности и ответственности за свои слова и действия, прямо сквозила во взгляде девушки.
Мэг это смутило, и она не нашлась, что ответить, поэтому просто отвела взгляд.
— Вот и славно, — резко сменив тон и выражение лица, сказала девушка, легко прикоснувшись до плеча подруги, — я тебе обещаю, что все будет хорошо.
Она поцеловала ее в волосы и вышла.
— Ну, пойдемте, — сказала Катерина уже уставшему от ожидания Рею.
Когда парень открыл ей дверь, девушка сказала:
— Скоро буду, не скучай. Целую!
И вышла. Они пошли гулять.
Мэг осталась одна в комнате, грустная и брошенная, как она думала.
Но нет, не одна. С ней было еще двое. Один из них — давний знакомый, находящийся при ней с момента, как она себя помнит.
Это Одиночество. Это старик, но очень привлекательный и ухоженный старик. Седина его могла сойти за бурю в самый разгар зимы, а усы напоминали дуновения холодного ветра. Прозрачно-голубые, но прекрасно видящие глаза сразу навевали опустошающую тоску, разрушительную и созидающую одновременно. Грубая, сухая кожа у глаз, как и узкие холодные губы, сразу бросались в глаза. Если он говорил, все вокруг засыпало нежным, но пустым сном: и деревья, и цветы, и животные, и человек. Человек особенно. Но если вы очень долго находитесь в окружении это славного мужчины, вы точно скоро привыкните, и, может быть, вам даже понравится его присутствие. Вы даже представить себе не можете, насколько он умен! А все потому, что времени на то, чтобы подумать, порассуждать или пофантазировать у него предостаточно. Он знает кучу историй, способных вас развеселить в одно мгновение, но ни в одной из них он не участвовал. Но и он был не одинок, как бы странно это не звучало: с ним всегда была его трость, хотя он не хромал, и часы, на которые он часто смотрел, будто время его привлекало. Трость была деревянная и поцарапанная, а часы остановившиеся.
Сейчас он спокойно играл в карты с еще одной своей давней подругой. Она часто горячилась, невольно вскрикивала или взвизгивала, когда получала неожиданную карту, допустим, даму червей. Ее пушистые, вьющиеся волосы поддавались любому дуновению ветра, даже в комнате они неспокойно колыхались. Смуглое тело было надежно спрятано в красно-черное узкое платье, которое не сковывало ни одно движение. Браслет и бусы, сделанные из чистого золота, сверкали даже в темноте. Как и ее волосы: светлые, огненно-рыжие у корней и по-ночному темные к концам.
— Ты мухлюешь, — вежливо заметило Одиночество, увидев, как оппонентка неаккуратно сбросила карту.
Читать дальше