Иван Ревяко - Сегодня мы откроем глаза

Недолго думая, она пропела части песни, которую часто пела ей бабушка в детстве, что-то про крейсер.

Даю слово, ничего прекрасней Мэг не слышала в своей жизни. Ее голос, который при пении был совершенно иным, нежели в жизни, способен был проникнуть в самую душу, глубоко пустить там свои мощные корни и начать цвести. Казалось, что нежность ветра, плавность воды, бодрость огня и уверенность земли смешались в нем, переплелись друг в друга и так и остались.

— Кэт, это просто прекрасно, — сквозь паузу и с трудом проговорила Мэг, — просто восхитительно.

— Если это правда, то какого черта, — она по-детски прыгала на кровати, — почему они так сделали? Почему?

— Может стоит у них спросить, — на удивление спокойно посоветовала девушка, — обычно достойные родители хотят для своих детей самого лучше. Они думают, что прожили свою жизнь, знают в ней толку больше твоего в разы, в десятки раз, дают тебе советы, как лучше сделать. Но, к сожалению, иногда их контроль заходит слишком далеко. И это ужасно.

— Хотя знаешь, — после небольшой паузы продолжила Мэг, — я бы с удовольствием выбрала контроль. В детстве за мной не смотрели, я училась, как хотела, гуляла, с кем хотела, и до какого хотела времени. Единственное, что я получала от родителей, это деньги. Если мне нужен был совет, я знала, что к ним обращаться нельзя, ибо я для них, по сути, никто. Но я ошибалась. Когда умирала моя мама, она позвала меня к себе и мы проговорили около двух часов. Она так изменилась, раньше я такой ее точно не видела: первое — это слезы. Она просила у меня прощения со слезами, говорила, какая она плохая, что могла дать мне много больше, нежели дала. Она говорила о том, сколько ошибок сделала в жизни, просила меня не делать поспешных решений и аккуратней вести себя. И тогда я поняла, насколько я ее люблю, эту прекрасную женщину, хотя тысячу раз говорила себе, что любить ее не за что. Ее потемневшие глаза в ту минуту были самым дорогим, что у меня есть, дороже неба и звезд, дороже дыхания и сердца, дороже всего. А последнее, что она мне сказала, точнее попросила у меня, это обещание. Обещание того, что я буду счастлива. И я дала. А потом она попросила меня выйти, поцеловав меня своими наполовину холодными, но все еще нежными губами. Боже, я до сих пор ее люблю. И ты пойми, что забота, пусть даже и чрезмерная, — это проявление любви, настоящей любви.

Теперь в комнате было две плачущие девушки. Они обнялись, пытаясь успокоить друг друга, но стали плакать еще больше. Вскоре этот освободительный плач плавно перерос в смех, а потом снова все пришло в норму.

— Я бы сходила в кино, если бы ты там снималась, — сказала Мэг перед тем, как в дверь позвонили.

— Ждешь кого-нибудь?

— Нет, не думаю, — ответила спокойно Катерина, но внутри ее задрожало что-то, тихонько и нежно пульсируя, будто рвалось наружу.

— Доброго дня, — послышался уже знакомый голос и странный немецкий, в котором человек усердно коверкал грубые звуки.

— О, Рей, здравствуйте, — буквально выкрикнула Катерина, шустро убегая в другую комнату, чтобы как-то привести себя в порядок: заплаканные и все еще влажные глаза, дрожащие и бледные губы, растрепанные волосы — не лучшие друзья человека, представшего перед объектом своей симпатии.

— Проходите, — добавила она уже из ванной, — я сейчас выйду.

Мэг с ледяным лицом, старательно скрывая недоброжелательность, пропустила его вперед, туда, где только что Катерина делилась с ней своим самым сокровенным, плакала и улыбалась сквозь слезы, а сейчас в этом храме чужой им человек, которого они толком-то и не знают.

— Кстати, это Вам, — сказал Рей, протягивая ей один из двух букетов, — снова очень рад с вами встретиться, Софа.

— Мэг, — холодно улыбнувшись, поправила та, — меня зовут Мэг.

— Ох, как неловко, простите, — слабо улыбнулся он, — рад с Вами снова встретиться, Мэг.

— И снова здравствуйте! — еще раз поприветствовала гостя Катерина, неожиданно вышедшая из соседней комнаты.

От человека, недавно плакавшего, извергающего из себя сажу прошлого, не осталось и следа: свежий взгляд, бодрое выражение лица, собранные пышные волосы — и все это меньше, чем за минуту. А говорят, что магии не существует.

— Это Вам, — он протянул ей букет, состоящий лишь из желтых и белых цветов, очень свежо и приятно пахнущих.

Она приняла их, поблагодарила, быстро сходила за вазой и, поставив туда этот славный букет, вернулась.

— Может Вы что-то хотели, раз все-таки пришли? — сухо спросила у Рея Мэг, стоявшая позади их.