Андрей Смирнов - Бог Непокорных

Одновременно вверх взметнулись сотни отростков — они вытягивались и утончались, приближаясь ко мне, меняли форму, на некоторых из них вырастали гибкие хлысты, на других — клешни и шипы. Я обратился к Магии Бесцветного Блика — еще одной разновидности Высшего Волшебства, которой был причастен мой нгайянир — чтобы уйти из зоны поражения, потому что в силовом противостоянии с Джигхортом у черведракона не было ни единого шанса.

Расщепившись на дюжину призрачных теней, я скользнул прочь, рассекая пространство Бездны быстрее, чем это мог бы сделать луч света… но в этот же самый момент тело Джигхорта вспухло и стало расти во все стороны с взрывообразной скоростью — казалось, он стремился и был способен заполнить собой весь этот мир. Некоторые голоса отчаявшихся пленников смогли, как только они ощутили, что здесь, в бесконечном одиночестве Безды, есть кто-то еще; другие же завопили еще более истошно, ощутив, как их засасывает в бездонное чрево Джигхорта. Я мог бы совершить еще один прыжок и уйти еще дальше, но не было сомнений, что Джигхорт продолжит преследовать меня и там; кроме того, я пришел в этот мир не для того, чтобы играть с крабовидным божеством в догонялки. Сил нгайянира не хватало, чтобы обуздать эту тварь, это было уже ясно, но уходить ни с чем я не собирался.

Я превратил нгайянира в поток ядовитых теней; я больше не убегал от Джигхорта, а, наоборот, стремился к соприкосновению с ним. Он втянул меня внутрь своего исполинского тела, а затем, когда понял, что с этим телом начали происходить неприятные перемены, попытался повторить тот же трюк, который ранее выкинул с заклятьем Осколков Ночи: умертвить те части, в которые я проник, сжать их и обратить в ничто. Но теперь я смотрел на происходящее не глазами нгайянира, которые, хотя и видели много, все же имели имели свои ограничения, а воспринимал Джигхорта зрением Князя Тьмы, видел его природу и то, как истекающие от нее силы формируют на поверхности вещей образ несокрушимого, способного к беспрестанному росту, неуязвимого гиганта. Уничтожая при необходимости части своего тела, Джигхорт переводил полученную при этом энергию на другой уровень своего естества, в своеобразный скрытый от посторонних глаз мир, где преобразовывал ее и выводил — расширяясь и словно набирая массу из ниоткуда.

Другими словами, чем больше он убивал себя, тем больше он мог расширяться; но в этой замкнутой на себя системе все же имело одно уязвимое место, и я не замедлил им воспользоваться. Джигхорт уничтожил солидную часть себя, преобразовав в чистую энергию как кусок своего тела, так и проникший в эту часть теневой ветер, а затем эта энергия была втянута в его скрытый внутренний мир… и я — лишенный каких бы то ни было форм и структур, ставший беспримесной эссенцией отравы — проник в этот мир вместе с ней. Этот мир, игравший для Джигхорта одновременно роли как сердца, так и желудка, был подобен пустому шару, в центре которого пульсировало серовато-лиловое ядро, слегка вытянутое к условным «верху» и «низу».

Подобно лучу, сила, выделенная Джигхортом из уничтоженной части тела, устремилась к ядру — в то время как иные «лучи», наоборот покидали ядро, направляясь к внутренней, покрытой многочисленными порами, поверхности шара. Здесь для меня уже не было препятствий, я почти мгновенно захватил все ядро, распространившись по нему всепожирающей порчей — а где-то там, в ином, большем мире, Джигхорт забился в агонии, заревел, царапая пустоту тысячами когтистых лап. От ядра душным, дурманящим дымом я распространился вовне, втек в поры во внутренней поверхности шара — и вышел во множестве точек исполинского джигхортова тела. Крабовидный бог умирал, и нужно было успеть собрать его жизненную силу вместе с растворенной в ней частицей силы Палача.

Я выделил несколько ядов, которые затем смешал в необходимой последовательности и строгих пропорциях; полученную смесь я разнес по жизненным узлам и каналам Джигхорта. Он, тем временем, продолжал умирать, постепенно рассеиваясь в пустоте — уже почти недвижный и почти безмолвный. Агония стихала, переходя в оцепенение. Пришлось добавить в вены Джигхорта яд, который немного взбордрил его и не дал умереть так быстро.

Закончив сбор, я сжал полученную силу в кристалл, в центре которого то расплывалась, то вновь сгущалось красновато-серое пятно — капля крови Палача, восстановленная трудами лучшего алхимика Сальбравы в своем изначальном виде. Убирая кристалл в один из своих внутренних миров, я принял форму, к которой обращался после воскрешения наиболее часто: форму получеловека-полутеневого демона. В некотором роде, она стала моим основным, или, как их еще называют — царственным облазом — символически отображая в себе те изменения, которые я претерпел в ходе возвращения к жизни. Уже в ходе превращения накатило ощущение присутствия, когда же превращение было завершено — то это присутствие сделалось совершенно ясным и отчетливым. Во мгле Бездны Осужденных предо мной возник царственный образ Эггро: мускулистый двенадцатирукий демон, залитый кровью, танцевал на груде трупов. Его бычья голова была синего цвета, а в каждой из рук он сжимал какое-нибудь оружие — или чью-нибудь голову. Головы он, впрочем, тоже умел использовать в качестве оружия. Хайджи, в образе голой седой старухи, ползала на четвереньках рядом с телами, глядя на меня безумными вытаращенными глазами и позвякивая цепью, крепившейся к ошейнику, застегнутому на ее шее.