Убил ли орденцев таинственный Безликий, спасший их штуры два дня назад, или же в лагере энтикейцев поработал кто-то еще — они так и не узнали. Версия с вмешательством Безликого выглядела наиболее вероятной, поэтому на ней и остановились. Мейкар настаивал на том, чтобы ударить по уходящим и тем окончательно добить их, но стороников его идея отыскала немногих. Представив новое столкновение с кем-нибудь вроде того бородача на стене, который за считанные секунды убил двух человек и, как пушинку, отшвырнул от себя Мейкара, Керстен мысленно содрогнулся. Нет, с Орденом следовало воевать лишь имея подавляющее численное превосходство, либо действуя хитростью — столкновение же на более-менее равных условиях после всего, что они видели за последние дни, выглядело настоящим самоубийством. У дераншальцев на данный момент было преимущество в числе, но незначительное — если же исключить вооруженных слуг, то бойцов под командованием Рейера получалось даже меньше, чем орденцев, возвращавшихся в Йонвель. Рейер запретил сыну преследовать уходящих — он считал, что следует дождаться подмоги из Тейфа или армии из Тонсу, и тогда нанести удар по врагам. Мейкар возражал, что подмоги можно ждать месяцами, но так и не дождаться — а действовать следует, особенно с учетом того, что им покровительствуют сверхъестественные силы.
— Нет, — повторил старый барон. — Ты еще пощиплешь их караулы, но позже. Сейчас их еще слишком много и они ждут нашей атаки. Я бы на их месте — ждал.
Я плыл во мгле Бездны Нингахолп, Бездны Осужденных, приняв форму шестикрылого змея. Из моего вытянутого тела, частично овеществленного, частично — состоящего из теней, вырастали многочисленные отростки, часть из которых заканчивалась змеиными головами. Их зубы сочились ядом, а глаза беспрестанно высматривали добычу. Мне нужно было тут кое-что отыскать; кое-что важное, необходимое для возвращения к жизни наиболее прямолинейного и бескомпромиссного из моих братьев. Благодаря Кукловоду мы нашли его аватару — осколок соборной личности бога, ведущий от воплощения к воплощению призрачную самостоятельную жизнь, потерянный, одинокий, томимый ощущением недоступного смысла жизни и утраченной цельности. Этот смысл и эту цельность он пытался отыскать — по-своему — точно также, как когда-то искал их я, не понимая, что ищу. Моя последняя жизнь была беспрестанной беготней по миру: из Хальстальфара в Ильсильвар и Хеплитскую пустыню, обратно в Хальстальфар, путешествие на юг, в Алмазные Княжества, и еще дальше, вплоть до Яала, и обратный путь на север — который начался как кошмар, а завершился моей смертью; но лишь умерев как Льюис Телмарид и родившись заново как Отравитель, я понял, что все это было лишь длинной и извилистой дорогой к самому себе. К себе-настоящему.
Палачу предстояло пройти схожий путь. Живой Алмаз, источник воли и подлинных побуждений, особенная тонкая, неуничтожимая структура, в которой покоится Лийт — высшая из душ, бескачественная, бесформенная и неуловимая — следовало соединить с аватарой, что позволило бы подлинной личности Князя прорасти сквозь человека, изменить его Шэ, Холок, Тэннак и Келат, соприкоснуться с бисуритами и целыми мирами, образовывавшими некогда подлинную многомерную и многоликую сущность бога, и вновь занять свое прежнее место в Сальбраве. Разница между нами состояла в том, что я подготовился к трансформации заранее, сформировав под Бэрверским Холмом отражение самого себя, которое Льюис Телмарид назвал «Ночной Тенью»: в этой сущности, которую так же можно было бы назвать тенью бога или призраком бога, имелись тонкие духовные инструменты для преобразования носителя и были структуры, которые, будучи развернуты в момент преобразования, позволяли быстро достичь некогда отсеченный от мира миров и бисуритов, перейти на специфические, доступные лишь мне, слои силы и распространиться по ним с взрывообразной скоростью, захватывая и возвращая себе все то, что некогда у меня было отнято. В случае Палача, однако, подобного рода работа не была проведена; не было «тени бога», которая, соединившись с аватарой в момент совмещения Живого Алмаза и его проекции, пребывающей в каждой из аватар, позволила бы в считанные часы или дни вернуть некогда умервщленного бога к жизни. Процесс восстановления мог затянуться на неопределенное время — Мирис Элавер, безумный, мелочный и мстительный палач на службе Белого Братства, обожавший до полного отчаянья как своих жертв, так и родственников, мог в результате соединения с Камнем Воли Темного Князя погрузиться в летаргический сон на месяцы, а то и то и годы. Ничтожный палач из Джудлиса стал бы куколкой, внутри которой медленно формировался бы настоящий Палач, поступь которого некогда сотрясала Сальбраву, властелин мести и вины, карающий меч Горгелойга, лучший боец среди рожденных Темным Светилом.
Читать дальше