Андрей Смирнов - Бог Непокорных

— Скажи им, пусть возвращаются. Вдвоем им не пройти.

— Палач воюет сам с собой. Не уверен, что он меня слышит. — Быстро и в то же время резко проговорил Истязатель: он явно не был доволен тем, что я его отвлекаю, хотя и осознавал необходимость объяснить мне, что происходит. — Лицемера я не чувствую. Не могу пробиться.

Процедив проклятье, в облике живой тени я во мгновение ока переместился к алтарю и коснулся куклы, изображавшей горбуна с клюкой и маской.

— Вытаскивай Палача. Ни в чем не убеждай. Просто зови его назад!

Всеми своими тонкими чувствами я попытался ощутить присутствие брата — но кукла оставалась мертва, и ощущения вязли в ней, как в вате. Оставаясь в рамках околочеловеческого восприятия, ничего почувствовать уже было невозможно, но я, конечно же, вовсе не обязан был ограничиваться только им. Помимо основного облика, на котором я сосредотачивал свое внимание и с которым я зачастую ассоциировал себя-настоящего, я располагал множеством других форм: существа, потоки сил, многочисленные бисуриты, области в различных мирах и сами миры — все это являлось составляющими частями моей природы бога. Отвлекаясь от единичного облика, я распространил свое внимание по пронизывающей Сальбраву стихии яда и порчи — стихии, которая была моей настоящей, подлинной природой. Восприятие бога, неописуемое человеческим языком — многомерное, неизмеримое, охватывающее одновременно великое множество вещей и видящее их так, как иное существо не может и представить — сконцентрировалось на Центарне, на Долине Казненных, на алтаре и фигурке на нем, и путь, вернее — след пути — был найден. Я скользнул по этому следу, снова сжимаясь до единственной формы — также, как человек, способный охватить взглядом некое пространство, сосредотачивается, при необходимости, на единственной детали или на действии, совершаемом в этом пространстве.

В виде потока теней я проскользнул по извилистому пути в безумие — пути, подобному тому, через который немногим ранее Истязатель протащил меня самого. Времени прошло совсем мало, но часть резервов энергии и тонких защит я успел восстановить. Я не собирался рисковать и задерживаться в Цитадели более, чем это было необходимо: нет, на этот раз — никаких попыток укротить силу Безумца и пробиться к ее сердцевине. Я найду брата и тотчас же покину это место.

Я оказался в комнате, стены которой состояли из темноты. В комнате плавало несколько горящий свечей, летали феи, безголовые птицы и длинные, похожие на червей, мотыльки. Почему я здесь? Где Лицемер?.. Одна из свечей привлекла мое внимание — ощущение личности брата, совсем слабое и неверное, связывалось почему-то с ней. Я подплыл ближе и сменил облик тени на тот, который после воскрешения стал моим царственным обликом Князя — после чего протянул к свече одновременно обе руки. Даже не к самой свече — она была лишь декорацией — а к ее золотистому огоньку, казавшемуся неуловимо знакомым, ибо таким же сияющим, чарующим и восхитительным был изначальный текучий царственный облик Лицемера, похожий на поток золотистого пламени: по праву мой брат в те далекие времена считался одним из самых прекраснейших созданий Сальбравы.

…высокий зал, повсюду — статуэтки и изображения Мольвири и ее праведной свиты, запах благовоний, звенящая тишина, которая бывает только в храмах и которую не нарушает негромкий разговор пожилого жреца с остановившимся взглядом и пришедшего в храм путника — горбуна в рваной хламиде.

— Мне нужна кукла, — сказал Лицемер. — Хорошая и умная кукла, которую я мог бы оставить на острове вместо себя. Эн-Тике отнимает слишком много времени; а у меня этого времени нет.

— Чем же ты собираешься заняться? — Спросил Кукловод устами старого жреца; слова звучали так, как будто бы некто, не понимающий ни значения произносимых слов, ни интонации, с которой их следовало выговаривать, механически, заучено повторял то, что некогда услышал и запомнил.

— Тебя это не должно беспокоить, — ответил Лицемер. — Я даю тебе шанс доказать на деле, что ты не предатель и не шпион. Не заставляй меня жалеть о своем решении…

— О, конечно, брат мой! Конечно…

Сомкнув пальцы, я окутал золотистый огонек сохраняющей и защитной силой соответствующих Имен — рассудив, что от контакта с моей собственной магией, неразрывно связанной с отравой и порчей, ничего хорошего не выйдет — по крайней мере здесь, в месте, законы которого постоянно менялись. Любое смещение баланса в ту или иную сторону — и моя сила может непроизвольно повредить частицу личности и памяти Лицемера — которую, напротив, хотел бы уберечь от дальнейшего распада.