Руслан Агишев - Клан. Встать с колен

свое место.

- Атей, - капрал шел седом за ним. - Все в седло! Мы выступаем сейчас же! - ни сколько не

сомневаясь что его приказание будет выполнено, Фален одним махом вскочил в седло. -

Бегом! Бегом!

Кочевники, все четыре сотни с небольшим, которые уже давно в нетерпении поглаживали

свои колчаны с диковинными наконечниками из черной стали, молча смотрели на

представителя своего нового повелителя - короля Роланда. Правитель Ольстера

предоставил их клану убежище, дал им и их семьям крышу над головой и пищу, и теперь

призвал их выплатить свой долг. Угрюмые, в тяжелых войлочных дохах с нашитыми на них

толстыми кожаными вставками, кочевники неподвижно сидело верхом на низкорослых, ни

чета битюгам гвардейцев, лошадках и казалась застывшими статуями. Однако, горевший в

их глаза жажда крови говорила совершенно о другом...

- Вождь, - к графу, в нетерпении наблюдавшему за сбором его гвардейцев, медленно

подошел один из всадником - крупный мужчина, полуобнаженный торс и лицо которого

были густо украшены странной угловатой татуировкой. - Я, Тальгар Волчий Клык, - он

гулко стукнул себя по выпуклой груди, центр которой защищал лишь круглый массивный

кожаный кругляшь. - Теперь враги нашего повелителя станут и врагами нашего клана.

Такой падали не место на этой земле! Даже Коли Отверженный, низвергнутый Великим

Потрясателем неба за клятвопреступление, не совершал такого! И, я Тальгар Волчий Клык, говорю тебе, вождь, что ни я ни мои войны не успокоятся, пока те, кто совершил такое,

ходят по этой земле, - он резко повернулся к своим людям и спросил. - Братья?!

- Хейя! - почти сразу же раздался единый, напоминающий звериный, вопль. - Хейя!

- Господин, вы слышите меня? - ноги Фалена в этот момент коснулся капрал, еще не

севший в седло. - Вы совершаете ошибку, - граф в недоумении смотрел на него. - Его

величество же приказал ждать его сигнала и до этого момента только наблюдать...

Господин, мы не должны трогать этих мародеров! - капрал с тревогой следил за лицом

аристократа, которое медленно наливалось бешенством; по всей видимости граф едва

сдерживался, чтобы не зарубить своего подчиненного. - Господин, опомнитесь! Король же

убьет вас за это!

Он капрал не укрылась презрительная ухмылка, мелькнувшая на лице предводителя

кочевников.

- Мы должны следовать плану, господин, - капрал продолжал цепляться за ногу

аристократа как клещ, стараясь не допустить не поправимого. - Если мы раскроемся сейчас, то Шаморцы будут ждать удара... Господин Фален, этим людям уже ни чем помочь! Они

уже мертвы!

Гвардеец с внутреннем облегчением замечал, как его слова с трудом, но доходят до графа

и тот уже готов был согласиться с ним. Однако, как и всегда Судьба, вновь неожиданно

сказала свое веское слово!

Граф вдруг отвернулся от капрала и стал смотреть куда-то в сторону. Похолодевший от

неприятного предчувствия гвардеец тоже повернул голову и наткнулся словно на острие

копья на тяжелый пронизывающий взгляд черных женских глаз. К ним мягким стелющим

шагом подходила та самая кочевница, державшая на руках закутанного ребенка.

- Мужчины..., - сейчас это не был голос женщины, грудной, с волнующей хрипотцой; они

слышали свистящий змеиный шепот, от которого по-настоящему стыла кровь в жилах. -

Мужчины..., - она не говорила, она словно спрашивала. - Ваших детей убивают, ваших

женщин насилуют ..., - он неуловимым движением тонкой кисти откинула покрывало и на

них словно с укором уставилось лицо подростка с черными пустыми глазницами, обработанными какой-то густой зеленоватой мазью. - А вы смотрите...Мужчины..., - она

закрыла покрывало и, прижимая голову девочки к груди, с вызовом плюнула на землю. -

Мужчины...

После этого, в полном молчании окружающих, кочевница также тихо скрылась среди

остальных всадников, которые сразу же сомкнулись за ней. И напряженные лица

кочевников, с презрением смотревших на гвардейцев, выражали полное согласие с ее

словами.

- Уйди..., - тихо проговори Фален капралу и тот с отчаянием понял, что графу уже не

помогут ни какие наставления и убеждения.

Молодой мужчины вновь окаменел, ничего не слыша и ничего не видя. Это бледное без

единой кровинки лицо, черные, словно выжженные глаза, всколыхнули в нем

воспоминания далекого детства, которые он, как ему думалось, уже давно и надежно

спрятал в самых глубинах своей памяти. "Амели..., - билось в его голове имя погибшей в