Руслан Агишев - Клан. Обрести силу

Конечно, крестьяне могли и заблудиться и замерзнуть. В такою непогоду это немудрено, но

что-то именно эта версия Тимуру казалась очень неубедительной.

- Опять, хоть глаза выколи. Тьфу-ты, - едва только высунувшись в бойницу одной из

башен, Колин тут же получил в лицо обжигающую порцию колкого снега. - Фу...

Он с трудом закрыл толстые деревянные ставни и вновь сел ближе к очагу, которые с

жадностью пожирал небольшие поленца и крошечные кусочки каменного угля. Рядом, с

блаженной миной на лице, вытянув руки к огню, сидел и его неизменный спутник

последних месяцев - Кром. Судя по его склоненной фигуре, он уже был готов залезть в очаг

буквально всем телом, лишь бы его не терзал холод.

- Погрелся? - Колин ткнул здоровяка в бок локтем. - Ну и хватит. Давай-ка, сгоняй до

второй башни! Узнай, не видели ли они там кого-нибудь из наших, а то может быть, прямо

сейчас перед воротами и лежат, - в него тут же уставились одновременно и умаляющие и

обвиняющие глаза гнома. - Ничего! Не умрешь. Вон, пуховик мой возьми.

Сказал Колин это и сразу же пожалел. Уж больно торжествующий взгляд в этот момент

стал у Крома, который тут же сразу же сорвался с места и метнулся к топчану, на котором

лежал тот самый заветный пуховик.

Причина столь быстрой смены настроения гнома была до боли простой... Дело в том, что

у гномов, да и людей, примкнувших к его клану вообще было плохо с зимней одеждой.

Пушной зверь здесь практические не водился, а тот что и бродил в горах или лесах был

очень опасен и охота на него была не «по зубам» для простых крестьян и гномов. Шкуры

крупного рогатого скота тоже были довольно дорогим удовольствием. Овчины тоже

хватало далеко не всем. Поэтому верхняя зимняя одежда да и обув в придачу в клане была

вес золота и представляла собой кучу разной степени потертости и засалености лоскутков

шкур и ткани, пока, окончательно не озверевший от отсутствия нормальной и привычной

для него одежды, Тимур вспомнил о самом обыкновенном, в его мире, пуховике.

Естественно, собрав тогда вокруг себя десятка два баб, и гномьего и человеческого рода, говорил он им не о застежках, синтепоне, и ткани-плащевке. Колин рассказал о принципе, продемонстрировав его на обычной подушке, набитой гусиным пухом. В итоге, уже к

вечеру того же дня бабы выдали ему первые несколько изделий — неказистых, неудобных, непривычных, а к исходу третьего дня из стен стихийно сложившегося швейного цеха

вышел уже сотый пуховик. И пусть, на него нельзя было взглянуть без слез. Он был серый.

Пух в нем быстро превращался в комочки. «Плюс» каждый вечер сохнувшие пуховики

буквально источали вокруг себя тяжелый запах преющего пуха. Однако, эта одежда делала

главное — неплохо сохранял тепло... Для своего главы же — Колина был изготовлен, как

бы это странно не звучало, эксклюзивный пуховик, до боли напоминавший ему самому

родную, когда-то, «Аляску». С широкой полоской меха вдоль капюшона, крупными

отполированными деревянными пуговицами, парой косых аккуратных карманов, «Яляска»

Колина превратилась в предмет обожания и зависти ли не всей молодежи, которая после

этого буквально терроризировала швей своими просьбами сделать что-то хотя бы

отдаленно похожее...

- Только аккуратнее, - куда-там, Кром с улыбкой до ушей, уже с треском напяливал на

себя пуховик. - Хорошо, иди-уж...

Спровадив своего добровольного телохранителя, Колин с удобством развалился перед

пышущим жаром огнем и предался размышлениям. «Нет, все-таки эти пуховики дело! - уже

в который раз он возвращался к своей задумке. - Легкие, теплые... А то этот тулуп оденешь

и все! Сразу, как в танке — ни чего толком не видно, не слышно и в добавок тяжело

ходить...».

Снова мысленно похвалив себя, он окинул взглядом небольшую каменную каморку, расположившуюся на самой высокой части левой сторожевой башни Стены. Все было, как

и всегда. Небольшой топчан у дальней стены, круглый стол почти у самой бойницы и

огромный очаг в паре шагов от грубо сколоченной входной двери. Правда, глаза его не

могли не отметить, что кое-что все-таки выбивалось из этой привычного образа сторожки.

Это здоровенная, ярко-красная (Кром с руганью и мольбой выпросил все-таки целый

флакон этой драгоценной краски у Торгрима, ставшего как-то само собой эдаким завхозом

клана) сумка Крома, из которой ощутимо тянуло просто сногсшибательными ароматными