Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Издали заметят, приготовятся.

— А то они так не знают, что мы к ним в гости идем! Теперь, небось, там уж и нет никого — у страха глаза велики.

— А может все-таки?..

— Не перемудрить бы, князь!

— Ну ладно, ладно... — Дмитрий чувствует, что над ним уже довлеет вчерашний с Любартом разговор, что он боится сделать промашку, — давайте тут. Указывайте дорогу.

«Спеши, не торопясь», как это отец Ипат по-латински возглашал?» — с самого утра закатилась Дмитрию в голову эта фраза, и он никак не мог от нее отделаться.

— А, отец Ипат? Как это там у тебя по-латински? Фес... фес... фестина...

— Чего? — недовольно бурчит монах. Он едет рядом с Дмитрием, мрачный и трезвый.

Мрачна была и вся его команда, так отличившаяся в битве, но не отмеченная не только Олгердом, а и самим Дмитрием, который после сражения командиров не собрал, — обычно в полку он всегда делал это, — никому не устроил нагоняя и никого не похвалил.

Ладно бы это была какая-то рядовая стычка. А то ведь большущее сражение! Больше того — главное сражение! Еще больше — татар побили!

Да в конце концов черт с ними, с похвалами. Но им трофеев-то никаких не досталось! В преследовании они не участвовали, вместо того чтобы пошарить лагерь, искали и собирали стрелы (черт бы их побрал! Пусть бы подручники и искали, и подбирали, так нет, монах всех заставил, на пацанов не понадеялся, растерять побоялся, толстопузый!), а потом поздно было, другие все похватали... Хотя потом все равно все Олгердовичам оставили (конечно! Сыночки-то — родные!), а их спозаранку опять на конь — и вперед. Обидно! И непонятно.

Арбалетчики апеллировали к сотникам, те к монаху, а он ехал рядом с Дмитрием и дулся.

— Я говорю, как это там по-латински: «Спеши, не торопясь». А?

— Не торопясь... Грамотей! Спеши медленно — festina lente! Lente! — понял?

— А чего это ты злой такой?

— Злой... Бей ему татар, битвы выигрывай, а он... Хоть бы спасибо сказал.

— Спасибо те, отец Ипат! — весело дурачится Дмитрий. — Спасибо и низкий поклон! — он низко кланяется, чуть шлем не роняет, хватается рукой, поправляет. — Только ведь из спасиба шубы не сошьешь!

— Во-во! — крякает монах. — Не сошьешь! А ты всю добычу — ффахх! Не жалко ему, видите ли! А мы будто и не люди...

— Ну не всю. Да еще — ффахх! Там Любарт остался. Делить. А кому отдали-то знаешь? — Дмитрий вдруг мрачнеет. — Их там половины не осталось! Для них поход закончен. А ты...

— А что я?! Нехристь, что ли?! Не человек?! Что мне, лишней тряпки или денег для них жалко?

— Тогда чего бурлишь? У тебя вон целый город впереди — набирай! Там небось не то что в обозе. Побогаче будет.

— Да не в этом же дело! Так поворачивается, будто они главные. Как будто мы и татар не били! Вот что обидно!

— Ничего! Будет вам еще. Все будет, и слава, и добыча. Разобъясни своим героям. Чего они как индюки надулись? А ты-то им вслед... Уж не мне бы тебе говорить, не тебе бы слушать.

— Стало быть, Ябу-городок наш?!

— А то чей же? Стал бы я вперед лезть, тыквами вашими глупыми рисковать, если б не это. И Олгерд ни слова не сказал. Понимает, кто ему битву выиграл.

— Ну, коли так...

— А как еще?

— Да мало ли! У вас, больших князей...

— Ффых! У нас — больших?!

— ...Да! У вас разве что поймешь? Может, возьмешь этот Ябу-городок, да опять отдашь кому-нибудь, а сам опять дальше...

— Отец Ипат! Что в коннице главное?!

— А-а-хха-ха-ха!!! — раскатывается монах. — Верно, князь! Прости недоумка! Ах-ха-ха-ха!

Дмитрий не стал налетать на город с ходу. И переход был нешуточный, и осмотреться надо было, и сопротивления следовало ожидать. Ведь все, уцелевшие на поле боя, должны были собраться не иначе как здесь.

Когда до города оставалось еще верст десять, а на пути попался чистенький красивый ручеек, бегущий к Синюхе (или уже к Бугу), густо обросший по берегам кустарником и высокой травой, Дмитрий скомандовал привал и ночлег, хотя солнце стояло еше высоко.

Расположились. Князь позвал к себе полковников, разведчиков и сотников своего, «боброва» полка. Приглашать на совет своих сотников он стал с самого начала, и полковники уже привыкли и смирились с тем, что «своих» сотников князь ставил на уровень «чужих» полковников.

— Паны командиры, перед нами город татарский. Надо его захватить, но как-нибудь половчее, чтобы и своих потерь избежать, и не уплыло чтоб много. Так что давайте советоваться. Константин, пусть говорят твои.

— Благодарю, князь, — Константин приложил левую руку к груди, правая, попорченная вчера татарской стрелой, была на перевязи, — у меня Левон с ними дело имел. Говори, Левон.