Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Так, может, нечего тогда и день терять, а часть полков послать вперед прямо завтра? — Дмитрий подумал вслух.

— У тебя что, хоронить некого?

— Почему? Сорок шесть человек. Под сотню раненых. Легко. Ну а вот мой, Бобров полк, там вообще всего трое раненых. Так я их даже с собой могу...

Князья и воеводы завздыхали завистливо: вот как повоевал! Такая битва, а у него все целы!

Андрей сидел, черный от горя. Он ни на кого не смотрел, он силился собрать мысли в точку и никак все еще не мог осознать вполне и примириться, даже просто привыкнуть к тому, что его войско полегло, что за победу, за все, за всех заплатил он, а сам остался у разбитого корыта. Вряд ли у Константина настроение было лучше.

— Значит, победили и вперед? За добычей и пленными? А мы своими ребятами дорожку вам вымостили, и теперь? Мертвых хоронить, да пленных стеречь?!

Повисла неловкая тишина. Олгерд, помолчав, проговорил очень деликатно:

— К кому претензии, сын? Разве мы тебя бросили? Или подставили?

— Вы загородились!

— А ты? Кто тебе мешал? Ты подмоги просил? Хорошо еще я с легкой конницей догадался, а то бы вообще...

— И так — вообще, — махнул рукой Андрей, понимая, что, кроме как к себе, претензий предъявить не к кому. «И Митька, гад, как он уговорил меня с этими лучниками?! И я как петух молодой: сам! Сам! Надо было у него арбалетчиков просить! А теперь что ж... — вытирай сопли»...

— Я никого не виню.

— А мы разве не понимаем, каково тебе пришлось? И то, что выстояли, — геройски, молодцами, — тоже понимаем. И обидеть ваших воинов никто себе не позволит. А если кто и... забудется, я живо напомню! Из того, что сегодня захватили, возьми, что хочешь и сколько хочешь. Щедро награди всех, кто остался жить — они спасли битву! Но вперед как ты пойдешь? С кем? Так что да — тебе оставаться: пленных стеречь, мертвых хоронить, раненых на ноги ставить. Так вышло. В будущих трофеях ваша доля не пропадет, за это я ручаюсь, — Олгерд сделал ударение на «я».

— Трофеи — ладно. Людей вот не вернешь...

— Теперь это... только на будущее замета.

— Ну, теперь-то ты мне скажешь, почему доверил командование?

— Теперь скажу. Теперь можно.

— А утром нельзя было?

— Утром нельзя. Спугнуть боялся.

— Кого?

— Не кого, а чего. Удачу, конечно. Ты не понял, что ли?

— Понял. Потому и не приставал.

— Понимаешь, есть тип людей, которым в чем-то все время везет.

— А! Я из таких?

— Не перебивай! Некоторые полководцы и умны, и доблестны, и черт-те-чего еще... Семь пядей во лбу, все умеют, все знают, а как до битвы доходит, так... То то, то другое... Ну не прет и все! Ты заметил, как у Олгерда с Орденом? И ничего уж тут не поделаешь! Я абсолютно уверен, что он немцев, вот так, как сегодня татар, никогда не разобьет. А есть наоборот. Что бы ни стряслось, как бы ни сложилось, а ему — прет! И он никогда не проиграет! Вот я на такого и поставил. И видишь — не в проигрыше!

— А вдруг я х...ню какую-нибудь спорю и проиграю?

— Нет. Если человек соображающий так пошел, то нет! Война имеет свои законы, правила, которые даже великие гении не могут попрать. Это дело серьезное, и если уж кто им занимается, а особенно удачливый, никогда явной глупости не сделает.

— Не сделает? Точно?!

— Ну... если уж очень зазнается. Но тебе до этого еще далековато.

На следующее утро, оставив раненых, пленных и все захваченное на Любарта, который должен был помочь Олгерду разделить добычу, волынские и новогрудские полки налегке, быстрым маршем двинулись на Ябу-городок. Олгерд должен был выступить следом завтра или через день, управившись с делами.

Как только полки тронулись, Дмитрий подозвал к себе Станислава с Алешкой:

— Помните, как татары сюда шли?

— А чего ж не помнить, — охотно откликается Станислав, у которого язык всегда опережает все остальное, — шли обоими берегами, а там вон переправились.

— А туда где они переправлялись?

— Городок этот их, Ябу (его мать!) городок, на нашем ведь берегу. Когда они на нас пошли, где переправили тот тумен?

— Да зачем тебе? — хмыкает Станислав, а Алешка, догадавшись, чего от них хочет Дмитрий, говорит:

— Нет, князь, себе хлопот больше. От Ябу-городка до устья Синюхи верст пять, а от него до бродов еще версты три. Пока переправишься, пока дойдешь, обязательно узнают, не утаишься.

— Да?

— Ах вот вы о чем! — спохватывается Станислав — Неет! На свою задницу приключений только... Там еще речушка какая-то на полдороге в Синюю Воду впадает (Юртань? Ятрань?), еще одна переправа, а там саму Синюху переплывать — зачем? Тут напрямую — чистое поле. 60 верст отмахал и вот он, Ябу-городок!