Кирилл Ситников - Керины сказки

Маньяк Филипов в этом точно не виноват.

Птичье-заливистым летним утром небритый Гуськов шёл по лесу в приятственном расположении духа. Трофейная 30-литровая бутыль, стыренная ночью из сарая в ближайшей деревне, нежно давила костлявое гуськовское плечо. Это была удача. Слива же пошла! А это значит – пришло время ставить знаменитый гуськовский вермут. Который отлично идёт под знаменитую гуськовскую долму из косулевого фарша, завёрнутого в кленовый лист. Гуськов вообще был кулинар. Он же был Ягом. Не думайте, что Яга – это непременно злобная старушенция, кашляющая слизью и жрущая отварных малолеток на завтрак. Всё это происки древних сексистов и эйджистов. Мужик-Яг тоже в лесах имеется. Иначе с чего бы бабы Яги к старости были настолько озлобленными на весь мир?

Гуськов, может, тоже готовил бы отроков. Тем более, что они в изобилии водились в современном лесу. Но они были сплошь наркоманами, и Гуськов боялся подсесть. К тому же они требовали «человеческих» ингредиентов из «Пятёрочки», а, как говорила девице в «Сбере» его бабуля, пересчитывая пенсию: «Сожрать бы вас, да масло дорогое!». А жарить нарика на маргарине… Бу-э-э-э-э.

Сладостно размышляя, что же ему сегодня приготовить – ольховые маффины или росомашье азу – Гуськов почти добрался до дома. Легко взбежал на пригорок и остановился как идолище вкопанное. В его заборе зияла громадная дыра.

– Бляжистый ж ты блять! Да ты издеваешься, что ли, Изька?! – отчаянно крикнул Яг в еловую чащу и всплеснул худыми руками. Бутыль сорвалась с плеча и рухнула на камень, разлетевшись по траве синими осколками. Но Гуськову было наплевать. Изька опять сбежала. Третий раз за месяц. Затихорилась где-то в оврагах, и бегать по лесу, вопя и собирая на себя клещей, было бесполезно. Тут нужен грамотный следопыт. Гуськов припустил со склона и, теряя рваные сандалии, косматым кубарем скатился к огромному старому вязу.

– Светкааааа!!! – Застучал он кулаками по дереву, – Свееет!!

Света, молодая 200-летняя лешая, ни черта не слышала. Лёжа в пенистой ванной в наушниках и подчитывая Оксимирону, она сбривала опята с красивых зелёных лодыжек. В принципе, она вся была красивая и зелёная. Как эта девка из «Стражей Галактики», только с чувством самоиронии и без ****утой железной сестры. Когда оксимиронский бит в зелёных ушах стал быстрее и наглее, Света поняла – кто-то стучит.

– Я в ванной! – красивым грудным голосом проворковала она.

– Открывай давай! – продолжал барабанить Гуськов.

Света накинула халат и выглянула наружу.

– Остановись, Ринго – битлы уже распались.

– Она опять слиняла! – выпучив глаза, простонал Яг.

– Да ёпт. Ща оденусь.

…Гуськов, обгрызая ногти до локтей, наблюдал, как Светка молча осматривала место побега: заглянула в заборную дыру, прошлась по растоптанным капустным грядкам и легла на хвойный настил, приложив ухо к земле.

– Ну чё, Свет?

– Не слышу ничо.

– Блять!

– Да не ссы, она просто не двигается. – Лешая встала, подошла к сосне, потрогала свежий скол, размяла в руке выступившую из него янтарную кровь. – Найди свой сандалик, и пошли. Найдём твою Изьку.

У Светки были некоторые разногласия с Гуськовым, особенно поначалу, когда она только переехала в вяз (её старую обжитую липу в соседнем лесу спилили и сделали из неё какую-то ублюдско-винтажную мебель). Но с поиском Изьки лешая всегда помогала. Она знала, как та ему дорога. Изька – ещё совсем молодая Избушка На Курьих Ножках. Гуськов отбил её у бобров. Они загнали её на валун – маленького дрожащего избёнка с непропорционально огромными циплячьими лапами и мягкой розовой трубой. Гуськов навалял бобрам, аккуратно засунул Изьку под куртку и унёс в свой шалаш, выстроенный после смерти старой избы. Осторожными движеньями починил маленькую покусанную крышу, укрепил крылечко. Пинцетом он растопил внутри избёнка малюсенькую печь и стал терпеливо выкармливать. Избята питаются запахами – подгоревшей еды, постиранного белья, несвежих носков и даже детских какашек (да, пришлось обчистить детсад средь бела дня). Всё это – аромат жизни, которым должен напитаться каждый дом, пусть даже еще маленький. Это даёт ему ощущение нужности. С ним дом может прожить вечно. А без него умирает. Даже маленький.

Изька быстро росла и вскоре обернулась миловидной избушкой с большими светлыми окнами, умно глядящими на мир из-под рыжей черепичной чёлки. Гуськов по-отечески обнёс её забором, разбил во дворе клумбы для пущей красоты и насадил вокруг всякой вкусной дряни, полной витаминов и полезных минералов. Изька за это раскрыла перед ним дубовые двери, и Яг бурно отметил новоселье, за что долго извинялся и починил вынесенные нечаянно двери. Извиняться пришлось и перед Светкой, так как после бутылки берёзового пунша со стороны Гуськова в её сторону начались некоторые поползновения интимного характера. Они наткнулись сначала на словесный, а потом и физический отпор, после которого Гуськову пришлось измазать лицо зелёнкой (первое время их все считали братом и сестрой). С тех пор они стали друзьями и ничего более.