Кирилл Ситников - «Причал», ответьте!

— Мамочка, мамочка! Прости! Мне, правда, пора! — Корицына отчаянно прыгала на одной ноге, пытаясь заточить вторую в тесный карцер замшевого сапога. — Такси уже ждёт.

— Что это за работа такая, где человека даже в день рожденья дёргают?

— Мам. Не начинай. Меня премии лишат!

— Раз в сто лет заезжаешь, и то сбегаешь как от чумной! Беги-беги. Премия ж важнее родной матери-то.

— Я позвоню.

— Стой!

— Что?

— Пирог возьми! Сейчас я его в пакетик заверну. Где-то у меня был из «Дикси» чистый…

— Мам, не надо.

— Я зря у плиты корячилась, что ли? …И винегрета баночку.

— Ма-ам!

— На. Бери, сказала!

— Спасибо.

— С Днём рождения. Ты… ты позвонишь?

— Мам, не плачь. Люблю! И лекарства пей! Пока!

…Навигатор клялся мамой таксиста, что до конца маршрута осталось 27 минут. А значит Корицына успеет домой. Нет, не на работу, как она соврала матери (а врала она частенько, как всякая любящая дочь). Никакой шеф её не ждал.

Корицыну ждала ракушка.

…Это была очень красивая, крупная раковина, отделанная розовым перламутром изнутри. Сначала она долго жила на большой красной звезде на самом дне Балтийского моря. Потом течение сорвало её со звезды и понесло, понесло всё дальше от дома, выплюнуло в районе янтарной Юрмалы и отдало в руки безработного Зейдникса. Безработный Зейдникс восхитился сим подарком, покрыл ракушку дешёвым лаком и продал её слегка подвыпившей туристке Корицыной по какой-то безумной цене. С тех пор ракушка поселилась в корицынском серванте по соседству с гжелиным слонёнком и «счастливой» китайской лягушкой (Корицына всё забывала её выбросить после перелома бедра). Два года ракушка вела себя как подобает любой прилично ракушке — молчала и собирала пыль. Но месяцев восемь назад она заговорила.

— Шшшшш… шшшшш… «Причал», ответьте! ШШШШШ… «Причал»… Ответьте, «Причал»!

Вначале Корицына подумала, что это вещает реклама, перебив «Удивительную миссис Мэйзел» на самом интересном месте.

— Что-то новенькое от «Азино три топора», — вслух подумала Корицына.

Но голос, пробивающийся сквозь помехи, шёл явно не из ноутбука.

— Шшшшш… Кто-нибудь, ответьте… Шшшшш…

Корицына ухом вперёд исследовала комнату и подошла к серванту. Взяла ракушку, тут же почувствовала вибрацию от звука.

— «Причал», это «Касатка»… шшшш… ответьте…

— Алё? — прошептала Корицына, чувствуя себя идиоткой.

…Так началось знакомство Корицыной с экипажем подлодки Щ-313 «Касатка», затонувшей холодной октябрьской ночью 1942-го года.

Они преследовали вражеский эсминец и в кураже погони не заметили второй. Немцы ухнули глубинными бомбами, и одна из них повредила корпус, отчего «Касатка», вооруженная последней торпедой, клюнула носом и опустилась на дно в 22:30. Вторая бомба застряла между радиоантеннами.

И взорвалась в 1:30.

Каждый вечер, ровно в половину одиннадцатого, ракушка запрашивала «Причал» голосом командира Ляхова. Корицына отвечала, первые полчаса доказывала ему, что она из будущего, а затем общалась с со всем экипажем — Ляхов включал громкую связь. Корицына вещала морякам о будущем, о победе над немцами, мобильниках и компьютерах, ценах на сахар и космической программе — обо всём на свете, кроме того, что произойдёт в 1:30. Потом она слышала грохот. Плакала всю ночь и ложилась на пару часов спать, чтобы следующим вечером, ровно в 22:30, снова ответить на запрос «Касатки». И опять терпеливо объяснять, что происходит, рассказывать о победе, мобильниках, моде…

Позже Корицына погуглила и узнала, что лодку нашли какие-то дайверы-любители только в 96-м. На ней было тридцать семь человек. В папке «Избранное» она хранила 37 чёрно-белых фотографий. 37 разных мужчин, старых и молодых, улыбающихся и хмурых, смотрели со снимков в будущую жизнь, которая одинаково для всех оборвётся в 1:30 27 октября 1942-го года на глубине 88 метров.

Старлей Ляхов, молодой командир. Умное лицо, не по возрасту даже. Нижнюю челюсть специально выставляет вперед, чтобы выглядеть героически — наверное, комплексует из-за неправильного прикуса.

Боцман Пинчук — родом из Ровно, пошляк страшный. При этом взгляд мудрый — прям мужик салтыково-щедринский.

Политрук Ребензя. Каждый раз запрещает личному составу общаться «с этой шлюхой абвера» Корицыной. За что его постоянно закрывают в трюме, а он оттуда грозит всех расстрелять по закону военного времени. А всем каждый раз наплевать.