Виталий Гавряев - Контра

Все эти воспоминания, "всплыли" из потаённых уголков памяти и, самое чудесное заключалось в том, что всё это обходилось без каких-либо припадков падучей — без спецэффектов. Не было даже обыкновенной головной боли, или ставшего привычным фейерверка. И что послужило причиной этого улучшения, было не важно. Главное в этих изменениях было то, что можно было не бояться, отключения сознания, грозившего развиться в самый неподходящий момент. Но, осознал Александр всё это не сразу, а только сегодня, поздним вечером. Когда он, уставший, улёгся в постель и вместо привычного, почти мгновенного сна, его посетила эта шальная мысль. Сна как не бывало — испарился. Разнообразные эмоции, глупые и не очень мысли, разгулялись с такой силой, что молодой человек еле удержался, чтоб не выскочить из кровати и, уподобившись маятнику, начать выхаживать по своей спальне. Сон появился глубоко после полуночи, приняв страдальца в свои нежные объятья.

Пост наркозный бред, про нелепое попадание в другой мир, в молодое тело, окончился внезапно, как и начался. Одиноко лежащий в огромной больничной палате пациент очнулся, осмотрелся по сторонам, присел на своей кровати. Вокруг мёртвая тишина, кажется, что никого нет, даже в огромном коридоре. Удивляться было нечему. Ведь люди, в этом заведении, лежат, в прямом и переносном смысле этого слова. Даже медперсонал, передвигается между палатами с величественной неспешностью, если кому-либо из пациентов, не требовалось оказать неотложную помощь. Вот тут, в этой ситуации нарушались все правила: здесь присутствовал и топот ног, и громкие выкрики команд, проще говоря, начиналась суета. Только не в данный момент.

Кононов, снова осмотрелся. И в самом деле, никого. Он на самом деле один. И его койка, стоит посреди помещения, а вокруг, куча разнообразных приборов непонятного назначения и не один из них, не был подключён к единственному пациенту.

"Видимо это и есть послеоперационная реанимация. — подумал Владимир смотря на то, как на экране одной из агрегатных стоек, выписываются непонятные кривые. — Видимо меня уже отсоединили от приборов жизнеобеспечения, и пошли готовить место в палате. А я, к несчастью, очнулся немного преждевременно".

"Деда! — неожиданно, почти рядом раздался звонкий детский выкрик. — Я так по тебе соску-у-учила-ась!"

Пятидесятипятилетний мужчина, выглядевший намного моложе своих лет, от неожиданного окрика вздрогнул. И удивлённо посмотрел на темноволосого, кучерявого ангелочка, в синем, длиннополом платьице с множеством рюшек. И он, раскинув руки, стремительно "летел" на него.

"Стой Машенька, нельзя, — запоздало закричала молодая женщина — дочь Владимира, стараясь хоть так, остановить своего бесёнка, — у дедушки могут разойтись швы".

Как это ни странно, ребёнок, который постоянно, при первой же возможности штурмовал дедушку, как альпинист гору Эверест, остановился, и с нескрываемым интересом и сильным удивлением, посмотрел на своего деда, а затем и маму.

"Что, Дедушке, как и Тузику оторвали лапку?"

Здесь нужно уточнить, что Тузик, это мягкая игрушка, собачка, которой Машенька, не так давно, надорвала лапу. Ну а дочь Владимира, следовательно, мама этой девчушки, со словами: "Мы сейчас Тузика вылечим, наложим швы". - заштопала игрушку.

"Деда, тебе тоже что-то оторвали и зашили? — поинтересовалась девочка, — Если доктор зашил плохо, то скажи маме. Она шьёт так хорошо — швы не расходятся".

Взрослые, не удержались и громко засмеялись. И как-то незаметно, каким-то колдовским образом, больничный покой стал превращаться в комнату. А именно, любимым кабинетом Владимира, в котором он любил сидеть вечерами и по выходным. Уединяться там, если позволяли внуки, отдаваясь любимому хобби — делать из бумаги, функциональные макеты стрелкового оружия. Которые, по окончанию их изготовления, неизменно погибали в руках внуков. Конечно после того, когда мастер сам наиграется своей игрушкой.

Утро было хорошим, по-настоящему добрым. Как только сновидение было осознано, сон воспринимался Александром как короткое свидание с прошлым. Конечно же, с новой силой разыгралась тоска по утерянным родным людям, а вот по "любимой профессии" нет — инженер станкостроитель, в последние годы, вынужден работать рядовым наладчиком на импортной, роботизированной линии сборки автомобильных кузовов. Невелика карьера, по которой можно тосковать. Хотя, огорчаться по этому поводу тоже не стоит. Некоторые из его коллег, по прошлой жизни, как ушли в торгаши, так и застряли там. Впрочем, не все, двое знакомых, переучились на программистов. Один "пасся" на вольных хлебах, чем безмерно гордился, второй, стал ценным сисадмином при одной, успешно развивающейся фирме.